Разбитое отражение

Николас Дебора

– Чьим доверием? Годшо? Да ему абсолютно все равно, что мы делаем, лишь бы помогли ему выйти на Пеннелла. А вы и так не доверяли мне с самой нашей первой встречи. А между тем у вас наверняка есть свои собственные причины, чтобы участвовать в этом расследовании, и ни одной из них вы до сих пор мне не открыли. Так почему же, о всемогущий Дрейк Хантер, это хорошо для вас, но нехорошо для меня?

Дрейк нахмурился, сознавая, что в этом она права.

– Я вам не лгал. Я не притворялся невинной овечкой, не

искал вашего сочувствия. Черт возьми, я не использовал свое тело, чтобы наверняка заставить вас действовать в соответствии с моими планами!

Он тут же пожалел о своих последних словах, но было поздно. Рейчел замерла и побледнела так, что лицо ее приобрело какой-то пепельный оттенок. Однако голос прозвучал совершенно спокойно:

– Если вы… если бы вы поменьше рассуждали, то вспомнили бы, что инициативу проявили вы, а не я. Разве не вы меня поцеловали? Но для вас это не имеет никакого значения, верно ведь? Вы уже заранее отвели мне роль коварной Далилы-соблазнительницы, жаждущей использовать вас, и даже факты не заставят вас думать обо мне иначе.

И снова он похолодел от ее логически безупречных доводов. Лучше бы она разозлилась, раскричалась, накинулась на него за несправедливое обвинение… Но если бы и накинулась, разве он поверил бы ей? Неужели Рейчел права и он наказывает ее за преступления, к которым она непричастна?

Неужели он принимает ее за Анджелу?

Помимо желания, он вспомнил тот поцелуй, вспомнил, как Рейчел пыталась остановить его, а потом вдруг замерла, прижавшись к нему, как приоткрылись ее губы, подобные нежному цветку…

Но все равно она ему солгала!

– Вы сказали, что пойдете на все, чтобы выяснить правду об убийстве Си Джей. Откуда мне знать, не включает ли ваше «все» попытку трахнуться со мной?

Она отшатнулась, глаза ее опять наполнились слезами. Дрейк понял, что она изо всех сил старается не разрыдаться, и чувство вины, как заряд крупной дроби, прошило его насквозь. Анджела бы точно расплакалась, и припала бы к его груди, и просила бы прощения, одновременно соображая, как потом отыграться за это. Анджела – да. Но не Рейчел.

Внезапно она подняла голову; по бледной, нежной щеке ползла слеза.

– Я не стала бы и пробовать… «трахнуться» с вами. Заняться любовью – может быть, но не «трахнуться». А впрочем, зачем я вам это говорю? В душе вы прекрасно знаете, как было на самом деле.

Дрейку казалось, будто его сердце медленно кромсают ножом. Он хотел верить ее словам. Господи, как же он хотел ей верить!

– С тех пор как я встретил вас, я вообще ни черта не знаю и не понимаю. Ни черта.

Рейчел неожиданно подняла руки, взяла его лицо в свои ладони и очень серьезно посмотрела ему прямо в глаза.

– Так знайте, Дрейк Хантер: я не лгала, когда говорила, что хочу вас.

И такое откровенное томление было

написано на ее лице, что Дрейк сначала замер, потрясенный, а потом его обожгла короткая, как молния, вспышка желания. Эта вспышка пробила брешь в стене его недоверия, воспламенила и без того уязвленную душу. Будь она проклята, зачем она так с ним поступает?! Но, черт возьми, за все, что она с ним сделала, за всю ее ложь он заслужил воздаяния. Надо хотя бы трахнуть ее по-быстрому – уж это-то он заслужил.

И, не слушая внутреннего голоса, твердившего ему, что просто трахнуть Рейчел не удастся, он грубо притянул ее к себе.

– Так вы не лгали, что хотите меня? Ладно, Рейчел! У вас есть возможность это доказать.

И крепко прижался губами к ее губам.

13

Рейчел говорила себе, что надо послать подальше этого человека, который подозревает во лжи всех и каждого, убрать его из своей жизни, пока душа еще не вся в синяках.

Надо. Но она не могла.

Дрейк крепко держал ее за плечи и жадно целовал, глубоко проникая в рот языком, от чего она вздрагивала всем телом и думала, что сейчас он принадлежит ей, пусть даже сам того не понимает. Конечно, он не пожелает отдавать ей и эту маленькую победу, но ничего, уж теперь она отыграется за все!

Он – первый, кому удалось разрушить стену, за которой она пряталась от чужих эмоций; первый, кто, сполна испытав на себе воздействие ее дара, нашел в себе силы для противостояния. Он – недоверчивый, сварливый упрямец, он думает, что ненавидит ее, но она-то знает, что нет, и не даст ему и секунды на то, чтобы задуматься об этом.

Как будто поняв, что зашел слишком далеко, Дрейк начал отстраняться от нее, но она закинула руки ему на шею, поднялась на цыпочки и сама поцеловала его с тем же пылом, какому он сам ее только что научил. На долю секунды Дрейк настороженно замер, а потом начал осыпать поцелуями ее щеки, лоб, шею. Словно утолив первый голод, он слегка отстранился, посмотрел на нее в упор потемневшим, бездонным взглядом и, обняв за талию, рывком прижал ее к себе – животом прямо к набухшему в паху бугру. Рейчел молча проглотила слюну.

– Как далеко ты согласна зайти, сладкая моя? – выдохнул он. – Скажи, как далеко?

В его глазах все еще горели злоба и недоверие, но они отступали и бледнели перед жарким, неудержимым желанием.

– Так далеко, как только смогу, – шепнула она и откровенно, не стыдясь, прижалась к нему бедрами. – Иисусе сладчайший, тогда я точно пропал! – прогудел он, вновь жадно завладевая ее губами.

Его руки скользнули по ее спине, по плечам, затем чуть замешкались, расстегивая пуговицы на бретелях сарафана, но на этом не остановились, а тут же одним резким движением сдернули с груди лиф.