Разбитое зеркало
Шрифт:
Это была первая за несколько последних недель женщина, перешагнувшая порог кафе «Криско» на бульваре Санта-Моника. За стойкой хозяйничал розовощекий блондин в ковбойском костюме, в блестящих белых штанах с черным кожаным ремнем. Он показал в сторону темноватого незаметного закутка.
— Гэллоуглас? Трент Гэллоуглас?
Трент даже не поднял глаз от своей чашки с остывшим кофе. Не выпустил он и руку потасканного, обкуренного и одурманенного мальчика.
— Гэллоуглас умер, — сказал он.
Камилла
— Может, организуем спиритический сеанс? — предложила она.
— Он не разговаривает с живыми.
Камилла положила перед собой сотенную бумажку, до поры прикрыв ее рукой.
— Леди желает что-то приобрести?
— Сначала поговорить. Вопрос-ответ.
— Ладно, только не ждите обходительности.
— Почему же так? — Камилла выпустила банкноту из-под руки.
— Ему не нравятся почтенные граждане. Ему никто не нравится, но эти — особенно.
— Ненавидите все и вся, а, Трент?
— Пожалуй, так.
— Значит, вы сейчас не у дел, верно?
— Да это всяк знает.
— А как, на что вы живете? У вас есть сбережения? Карьера позволяла откладывать?
— Карьера? — фыркнул Трент. — Карьера! Выделываться перед камерой? На этом много не наживешь.
— Тогда чем же вы живете?
— Любовью и ненавистью.
— Вы кого-нибудь любите?
Трент поглядел по сторонам, положил руку на плечи своего спутника.
— Что, плохи дела? — спросила Камилла без малейшего намека на сочувствие.
— Некоторые его привычки дорого обходятся, — кивнул Трент. — Он долго не протянет. Меня тоже на сто лет не хватит, но ему осталось совсем мало. Я хочу хоть как-то скрасить его дни.
— Кто же из вас осчастливил другого такой наградой? — поинтересовалась Камилла.
— Какая разница? Может, ему попался «не тот» шприц, а я его потом взял. А может, мне попался «не тот» дружок или я кому-то попался. Меня все это уже не интересует. Умираем потихоньку.
— Это любовь. А где же ненависть?
— Мне хочется только одного — влепить бейсбольной битой по морде всему человечеству.
— Ну и ну! Какие мы страшные! Какой задор! И как же вы думаете осуществить свою мечту?
Трент пожал плечами:
— Осуществить?
— А ведь я могла бы помочь
— Вы уже потратили свою сотню, мадам. Хватит.
Камилла открыла кошелек и вытащила пачку денег.
— Три, четыре, пять. Будете теперь слушать?
Трент взглянул на своего друга, потом снова на Камиллу и кивнул.
— Твой друг не очень-то любит поболтать, — заметила она.
— Ему не по себе. Говорите со мной.
Глубоко вздохнув, Камилла начала:
— Вы ведь ненавидите всех «чистых»? Безоговорочно?
Уголок его рта дрогнул:
— Мать Терезу, Папу Римского, мисс Америка, вас,
— И без колебаний могли бы напакостить любому из них?
— Я не наемник и не убийца. Мне для таких дел наглости не хватает.
Глаза Камиллы сузились
— Какая досада. А ведь вы могли бы совершить великолепное убийство. Вы ведь живое оружие, которому стоит только выстрелить.
Трент откинулся на спинку стула.
— Мне кажется, это не совсем так, — сказал он. — А вы ведь что-то задумали, милая леди. Вы застали своего муженька за «играми для мальчиков», он выставил вас, обобрав до нитки, и теперь — возмездие?
Камилла пропустила его речи мимо ушей.
— У меня есть еще три вопроса к вам, — продолжала она. — Первый: вы всегда говорите на этом безобразном наречии или вы все же владеете нормальным человеческим языком? Скажем, таким, как у меня?
Трент расправил плечи.
— Дорогая моя, — продекламировал он с оксфордским выговором, — позвольте довести до вашего сведения, что сладкозвучный мой голос украшал лучшие гостиные на всем пути от Содома на востоке до Гоморры на западе.
— Значит, неотесанным чурбаном вас не назовешь?
— Мне удалось избежать образования в лучших учебных заведениях, но все же в периоды между исключениями оттуда… Если бы моя склонность к «факультативным занятиям» с младшими товарищами не вышла наружу, кто знает, может, у меня вместо «ничего» было бы «что-нибудь».
— Над акцентом мы поработаем, но пока годится и так. Вопрос второй. Предположим, вы заражаете кого-то еще, кто в общем-то вам зла не причинял. Как насчет угрызений совести?
— Никак. Малодушие иногда путают с высоконравственностью, но ко мне все это отношения не имеет, уверяю вас.
— Третий вопрос. Хотите ли вы материально поддерживать вашего друга и его дорогостоящие «склонности»? Поддерживать настолько долго, насколько его хватит?
— Это стоит денег, немалых денег.
— Речь идет о пятистах тысячах долларов.
Трент прикусил губу.
— Полмиллиона? Мадам, с такими деньгами мы оба можем умереть счастливыми.
Глава двадцать девятая
Чем тебе не понравилась эта дама в качестве судьи? — спросил Рикки Трюс Портию. — Я бы сказал, что ее можно назвать идеалом.
— Эта закоренелая феминистка? Как ты полагаешь, насколько ей понравится добродетельная женщина, вся в бантиках и розочках, не семи пядей во лбу, влепившая своему благоверному по физиономии, да еще не чем-нибудь, а сковородкой, на которой скворчала яичница с беконом? Нет, Рикки. Наша клиентка будет для такого судьи в юбке лишь олицетворением всех женских недостатков.