Разбитые иллюзии
Шрифт:
— Нет, я не понимаю! — разорялась Эльвиса. — Я не могу этого понять! Презреть долг! Презреть всё на свете! Да я ему… Я ему… Я его запилю!
Тони оскалился.
— Побереги силы. Не надо тренироваться на нас.
Эльвиса фыркнула на него злой кошкой.
— Пати, — взялась за меня, — ну как ты ему позволила всё это? Ладно, там, в логове натворил делов, вояка, не удержишь. Но потом-то, потом?! Ради чего такое истощение, такой риск!?
— Эльвиса, знаешь, один француз, влюблённый в небо, написал:
Она опять фыркнула:
— Скорее, наоборот!
— Перестань, — серьезно попросила я. — Я видела, что собой представляло проклятие, и я поддерживаю Шона, несмотря на то, что он поставил под удар нас всех. Зло не развеять взмахом ресниц. Нельзя побороть, не рискуя.
— Я не могу связаться с ним, — тихо пожаловалась Эльвиса.
— Я тоже. Но он с Уту, и я спокойна.
— Этот старик, выживший из ума…
— Эльвиса! Как ты смеешь так говорить об отце того, кого хочешь назвать мужем? — возмутилась я.
— А вот не уверена уже, что хочу! Одно дело — пренебречь мной ради тебя, госпожи, и совсем другое — ради… не пойми кого.
Тони, слушая её, покачал головой каким-то своим мыслям и по-хозяйски обняв Ники, что-то зашептал ей в ухо. Но у Эльвисы очень острый слух.
— Ах ты, блохастый!!!
— Вот об этом я и говорю, — спокойно, но с заметной угрозой произнес он.
— А что ты там шептал? — поинтересовалась я.
— Он меня оскорбил!
— Я сказал правду, Эльвиса. Держись за Шона, никто, кроме него, тебя терпеть не будет.
— Блохастый, брехливый пес! — произнесла Эльвиса со слезой и села, спрятав лицо в ладонях.
Тут Вик прошептал мне на ухо:
— Да, телевизор тебе точно не нужен.
Эльвиса, поняв, что никто не спешит ей сочувствовать, подняла голову и… Вдруг все мы не услышали, а, скорее, почувствовали появление Шона на крыше.
Красная ошарашенно глянула на меня, и я поучительно произнесла:
— Отец принес.
Подниматься навстречу Шону и Уту мне не хотелось, потому что в этом случае мне придётся определиться: пригласить Древнего в дом или, оскорбив, отказать в этом. Ни того, ни другого мне не хотелось, и я спихнула принятие решения на Шона.
Через минуту они зашли в кухню вдвоём. Ну ладно.
Эльвиса открыла рот, чтобы наброситься с упреками — и, выдохнув, закрыла. Заинтересованная, я слезла с колен Вика, чтобы внимательно посмотреть на своего названого брата.
Шон стоял, наполненный внутренним спокойствием, словно особым видом vis.
— Сестра моя и госпожа, — он опустился на одно колено, словно благородный рыцарь. — Свет мой, я больше не безоружен. Этой ночью в погребальном костре плавилась медь, а утром был выкован меч.
И, отодвинув полурасстёгнутую рубашку, он вынул из тела, как
В комнате повисла потрясённая тишина.
— Этот меч — часть тебя? — уточнила я.
— Да. Я — сын бога Солнца и Справедливого Суда, и этот меч, выкованный моим отцом, — часть меня. Он способен разрушать проклятия: отменять чрезмерные и несправедливые кары.
— Угу… — только и могла произнести я.
Шон улыбнулся.
— Ты ведь не сердишься на меня? — спросил он.
Я отрицательно помотала головой и, вспомнив, что этого мало, произнесла: «Нет». Шон спрятал меч и поднялся с колен.
— А ты не потерял способности инкуба? — вспомнила я о животрепещущем вопросе.
— Нет, — улыбнулся Шон.
— А… Хорошо…
— Тебе надо подумать, — мягко подсказал дорогой названый братец.
— А что тут думать, — отмахнулась я, — Вику ты своим мечом помочь не можешь… Ландышам… Слушай, я же правильно поняла: отменить кару — значит, убить этим мечом, отпуская душу?
Шон пожал плечами.
— В большинстве случаев — да, но думаю, возможны варианты. Я ведь и сам пока не знаю.
Уту тем временем стоял в дверях, наблюдая за нами с отеческой улыбкой. Видя, что я перевела взгляд на него, он поклонился.
— Я счел приглашение моего сына и твоего брата достаточным, чтобы переступить порог твоего дома, но если ты…
— Я не собираюсь прогонять отца… моего брата.
Тони, склоняясь к Вику, прошептал на всю комнату:
— Впечатление, будто смотришь пуэрториканский сериал.
Вик тихонько прыснул. Я бросила на них намеренно рассерженный взгляд, и мужчины состроили фальшиво-невинные физии.
— Уту, проходите. Нас тут, конечно, много собралось… и еду всю съели, но, может, в холодильнике что-то найдётся.
Раздался еле слышный шорох шагов, флерсы отчего-то покинули свое убежище, я поспешила им навстречу, но…
— Солнце!? — Лиан смотрел на Уту совершенно круглыми глазами, а Пижма без лишних слов протянул к Древнему руки, словно к костру — погреться.
— Ээээ, — опешила я, — Лиан…
Он глянул на меня и указал на Уту:
— Солнце!?
— Солнце, — подтвердил Пижма.
— Цветы!? — голос Уту выдавал безмерное удивление.
За моей спиной захрюкал Тони, давясь смехом.
Ну да, дурдом. У нас так всегда, когда все вместе собираемся.
— Лиан, Пижма, это Уту — Древний бог Солнца и Справедливого суда. И не тяните руки без спроса! Уту, это флерсы: Лиан и Пижма.
Ники томно вздохнула, она по-прежнему впадала в ступор восхищения от одного вида мальчиков-флерсов. Тони затормошил её. Он давно бросил ревновать к крылатикам, поняв, что максимум, который Ники может от них получить, это обнять за плечи и подержать за ручку.