Разбитые иллюзии

Пушкарёва Любовь

— Сестрица, как я рад тебя видеть, — произнес он, словно мы встретились на прогулке в парке. Все замерли, поражённые как тоном, так и смыслом высказывания.

— Сестрица? — переспросил Фрешит.

— По отцу, — мрачно ответил Шон.

— Так о чём ты говорил, Фрешит? — поспешила я сменить тему, не желая отвечать на дальнейшие вопросы. — Искали? В нём? Оптимус, внутри тебя что-то есть?

— Оружие, — вместо него ответил Шон. — Он хранит в себе оружие.

— Его не отняли? — спросила я.

— Нет, — коротко

и настороженно ответил Оптимус.

— Хорошо.

— Что ж хорошего? — вмешался Седрик. — Мы его видим впервые и понятия не имеем, что у него на уме. Может, он добровольно в ту пентаграмму лёг.

— О, уважаемый, — Оптимус пришёл в себя и принялся играть, словно актёр на сцене. — Ваше предположение не выдерживает ни малейшей критики. Я лишь скажу, что отправлю в иной мир чёрную тварь, уложившую меня в эту пентаграмму. И пусть все, кто может слышать, услышат мои слова.

На последнем звуке его голоса воздух дрогнул и пошёл рябью.

— Ого… — тихо проронил Фрешит.

Да уж, серьёзная клятва…

— И всё же, Оптимус, — не унималась я. — Изложи кратко, как ты оказался здесь и что пережил.

— О, сестрица, пережил я самое ужасное разочарование в своей жизни и мерзкие пытки, а также был на волосок от гибели, полной и окончательной. Но ты, драгоценная моя, и твой… побратим, вы спасли меня, да. Хоть это было и несколько травмирующе.

— Хм… Я ж говорил, он оценит наши усилия, — мрачно процедил Шон.

— Оптимус, как и почему ты здесь оказался? — настаивала я.

— Я пришёл предотвратить великое зло, но горе мне, горе! Та, которую я почитал как мать, жестоко обманула меня, разбила моё сердце и пожелала отнять бессмертную жизнь.

— Угу… Знаешь ли, Оптимус, ты не предотвратил великое зло. Оно свершилось.

— О нет! Нет! Сестрица, раз ты тут и твои консорты тоже, значит, оно не свершилось.

— На нас напали! Орды трупаков и мохнатых! А затем и умертвия, твари тьмы!

— Нью-Йорк захвачен?! — вскричал Оптимус.

— Нет, но…

— Фух! Зачем же ты так пугаешь меня, жестокосердная сестрица?

— Оптимус! Победа далась нам слишком дорогой ценой. Было пришествие ангела!

— О… Вы и это пережили…

— Пережили! Оказавшись в долгах по уши! Здешняя… Хозяйка должна покинуть этот мир! И подконтрольные ей трупаки тоже! За этим мы пришли. Ты будешь помогать нам?!

Оптимус серьезно глянул на меня.

— Буду. Я ведь только что поклялся убить её. Не вздумайте встать между ней и мною.

— А ты справишься? — поинтересовался Седрик. — Ведь один раз тебя уже скрутили и уложили на алтарь.

— Меня обманули, — вкрадчиво произнес Оптимус, и за тихим тоном угадывалась ярость. — Этого не повторится.

— А какое у тебя оружие?

Оптимус улыбался странной светлой улыбкой глухого, ушедшего в свои мысли.

— Удавка.

Это слово упало как камень, Фрешит впился взглядом в Оптимуса.

—

Ты ведь Ласковый Палач. Ты душишь их удавкой, потому что они не достойны смерти от меча.

— Совершенно верно. Никто из них не был достоин другой смерти. Сестрица, — тут он развернулся ко мне. — Я благодарен тебе, — тут он протянул руку и потрепал меня по щёчке, как ребенка. — С меня ещё одна услуга, всё в тех же рамках, — шепотом добавил он.

— Ну, я пошёл… — он поднялся. Его нагота и тщедушность придавали ему гротескный вид, но сейчас никто не обманулся внешностью.

— Эй, уважаемый, подвиги лучше совершать при свидетелях. Казни, впрочем, тоже, — произнес Арденте.

Оптимус на мгновение замер, удивлённо подняв брови, будто такая мысль никогда не приходила ему в голову, а потом с улыбкой пожал плечами.

— Кто со мной — тот герой! — он с веселой улыбкой выбросил вверх руку, салютуя.

Глава 26

Фрешит поёжился — безумцы с оружием у всех вызывают некоторый дискомфорт, к ним надо привыкнуть, как привыкла я, например.

Арденте встал и последовал за Оптимусом, Шон, бросив на меня извиняющийся взгляд, тоже присоединился к компании «героев». Седрик остался, он был ещё слишком слаб, а Фрешит слаб в принципе. Болотник — не воин.

— Вот видишь, не придётся ждать год, — вдруг произнес Оптимус, обернувшись у дверей, и послал мне одну из своих лучезарных улыбок.

Я замерла, судорожно пытаясь понять, о чём это он.

О нет!!! Свет и Тень! Он говорит о Ландышах! Убьёт Гекатиду, и они умрут!

— Что с тобой, Пати? — я услышала голос, но не услышала слов.

— Пати?

— Я вернусь!!! Без меня не уезжайте отсюда! — крикнула я на бегу. Вслед донеслись удивлённые возгласы Седрика и Фрешита.

Я так неслась, что и не заметила, как проскочила шипастую тушу монстра у выхода.

Чуть в стороне Ауэ, сосредоточившись, лечила оборотня, Отамнел держал её за плечи, поддерживая и подпитывая, Тони с обманчиво скучающим видом прятался в тени, — всё это скользнуло мимо моего разума, оставив лишь мысль «С ними всё в порядке». Я бросилась в противоположную от divinitas сторону, бегом вдоль стены. Мне нужно спрятаться от их взглядов, нельзя, чтобы они видели… Тони последовал за мной, но это даже хорошо.

Всё, я за углом.

— УТУ!!! Явись!!! — я вложила в этот призыв всё: и страх, и надежду, и жажду действия, и непоколебимую уверенность в его помощи.

Древний бог возник передо мной, выражая крайнюю степень удивления.

— Уту! — я бросилась к нему, обнимая. — Отнеси меня на ферму к Ландышам!

Он всё так же удивлённо смотрел на меня.

— Пожалуйста! — я и молила, и требовала одновременно.

Вдруг меня ослепило солнце, я склонила голову, стараясь проморгаться, и увидела траву под ногами, а не серый бетон.