Разбитые иллюзии
Шрифт:
— Если бы не было этой точки, всё могло повториться в ещё худшем варианте.
— Конечно. Но всё, с Гекатидой покончено.
— А Оптимус, как он это пережил?
— Не знаю, Пати, от него шёл vis-смрад, и такой изменчивый. Удивляюсь, как он внешне оставался неизменным.
Полет обратно не запомнился. Почти все спали, измученные пережитыми событиями, помню только, что Кисс вылезла из сумки и покормилась от Шона, вылизывая и покусывая ему пальцы. Кения же, как обычно, мирно дрых, ни
По прилете нас ждал сюрприз: маленький аэродром был окружён машинами, старыми и новыми, дешевыми и дорогими — нелюди Нью-Йорка собрались узнать, кто глава города и будет ли война.
Я предоставила Фрешиту с Седриком самим разбираться со взволнованными вассалами и незаметно добралась до своего ренджровера, как вдруг на двери повис мальчишка-тигрёнок.
— Белая леди, Белая леди, мастер Фрешит хочет с вами поговорить!
Видать, на лице у меня отразилось всё, что я об этом думаю, мальчишка дёрнулся и ещё крепче вцепился в дверь.
— Речь о моей маме, Мите Чопра, ей нужна помощь, а мастер Фрешит опасается, что сам ей помочь не сможет. На нас напали твари тьмы, но мы сбежали и спаслись. Лебедь их задержал. И погиб. А мама теперь плачет и сама не своя.
— Джерад погиб? — переспросил ошарашенный Шон.
Мальчик закивал.
— Но его пацаны спаслись… Все спаслись, кроме него.
— Садись в машину, едем к твоей маме, — устало согласилась я.
Бедняга Джерад. Опять ему придётся пройти через весь этот ужас: родиться человеком, потерять родных и осознать себя проклятым егерем-лебедем. Не заслужил он такого…
Глава 28
Машина Фрешита проехала мимо нас, и мы последовали за ней.
Мита Чопра жила в бедном районе эмигрантов с сыном Раджем и дочкой Ньяной. Мита сбежала из общины, наверное, сбежала от мужа. Радж отца не помнил, Ньяна и подавно. Не представляю, что могло заставить тигрицу, воспитанную в духе мусульманской покорности, покинуть общину и начать жить одной на чужой территории. Это нам рассказал Радж, пока мы ехали, он болтал о чём угодно, только не о событиях прошлой ночи.
И когда я прямо спросила, что произошло, мальчишка насупился и повторил, что они прятались, на них напали, а лебедь отвлёк тварей на себя. В результате Мита и дети смогли добежать до церкви и укрыться на территории Единого.
Возле старого, разрушающегося многоквартирного дома, где жила Мита, наши дорогие машины смотрелись вызывающе и сюрреалистично. И хотя местные не проявляли открытой враждебности, Тони процедил:
— Надо охранять машину.
— Оставайся, со мной пойдёт Шон, — согласилась я.
Квартирка Миты оказалась приятно чистой и без лишних вещей. Девочка и мальчики-лебеди тихо показались в дверях единственной команты, глядя на нас со смесью настороженности и надежды. Миту мы нашли в кухне. Неподвижная, она сидела на табурете, смотря в окно пугающе пустым взглядом.
Фрешит подошёл и, присев
— Мита, всё кончено. Всё прошло. Твои дети живы. Мальчики-лебеди живы, — произнес он, глядя ей в глаза.
Ее глаза начали набухать слезами, и она, скривившись, разрыдалась.
— Он лишь казался слабаком, мастер Фрешит. Знаете, Джерад, он… Он был лучше всех, кого я знала. Почему, почему он умер? Единственный, кто заставил потеплеть вот здесь, — она ударила себя в грудь, там, где сердце. Рыдания душили её, и она с тихим стоном согнулась, уткнув лоб в колени.
— Мита, хочешь, я заберу воспоминания об этой ночи? — спросила я.
Она в ужасе вскинулась и замотала головой:
— Нет! Нет!
Я выставила руки, мол, я не настаиваю, нет, так нет. Тигрица успокоилась и попыталась вытереть слезы.
— Это больно. Но я хочу это помнить. Джерад — лучшее, что было в моей жизни за последние годы. Жаль, лишь несколько часов…
— Мита, ты полюбила его? — тихо спросила я.
Она пожала плечами, а потом как-то потерянно улыбнулась.
— Наверно…
Старший мальчик-лебедь неслышно вошёл в комнату.
— Джерад освободился. Второй из нас.
Младший лебедёнок и дочка Миты подошли и обняли её.
— Если это так, — произнес Фрешит, — значит, Мита единственная, кто… к кому, — он развел руками, пытаясь подобрать слова.
— Кто не умрет, если мы её полюбим, — закончил за него младший лебедь.
Женщина прижала к себе детей инстинктивным звериным жестом, словно защищая от чего-то, из глаз снова полились слёзы.
— Мита, хочешь, я разделю твои воспоминания? Ты будешь помнить, но это уже не будет настолько больно, — предложила я, понимая, что рана в её душе не заживет ещё очень долго, если заживет вообще.
Она посмотрела мне в глаза и молча кивнула, соглашаясь. Я присела рядом и прижалась лбом к её лбу…
Джерад подает ей руку… Джерад готовит ужин, что-то рассказывает и улыбается так весело и открыто… Не знала, что он может так улыбаться. Крики тварей, от которых волосы шевелятся, а зверь внутри приседает и пятится. Удары в дверь… «Мита, спаси детей!» — это приказ, которого невозможно ослушаться. Она сильная, бежит с мелким и Ньяной на плечах, старший отстает, но с ним Радж, они бегут, взявшись за руки. Мальчишка-лебедь хоть и дышит со свистом, но темп держит. Она оглянулась. Не удержалась. Надеялась увидеть, что он бежит за ними — но нет… Два огромных белых крыла загораживали улицу, он шипел… А твари рычали… Добежав до ограды церкви, Мита упала, бросив детей на освящённую землю, и обернулась… Чтоб увидеть, как чудовища треплют оторванное белое крыло и перья падают на мостовую… Радж втащил её на себе в церковь. Сама Мита идти уже не могла. До самого утра она не сказала ни слова, не пошевелилась, зная, что от любой малости плотина прорвётся и горе хлынет рекой…