Разбитый Адам
Шрифт:
«MindMaster – 23:37. Дамир: «Мой отец – Живой Бог… (читать далее)»
– Гм. – с легким удивлением улыбнулся Придиус.
«Мой отец – Живой Бог Периферии, во всем раскаялся до самоуничижения не совсем бескорыстно. Религиозный глобалист и фарисей, он отказался от всего, чтобы приобрести все. В этом и заключается христианская экономика. Мой отец реализовал этот закон не в «мире ином», а в этом. Евразия нуждается в Катехоне. Она зовет его. Вот, что услышал мой отец в откровении Илии – призыв на безраздельное властвование!»
Придиус почти
– Нет, не сейчас.
Встал с кресла и быстро подняв с пола пиджак вышел из апартаментов.
А смартфон продолжает выдавать чьи-то глухие мысли.
«Герман Придиус! Мессия! Отец! Ты единственный можешь удержать венок из жгутов наших судеб вместе, так не распусти же его! И тогда в Господнем огне мы расплавимся, но составим раскаленный стальной прут Божьего начала в человеке. И Образ Божий не истлеет, но пребудет во веки. Вседержитель, спаси нас!
Честное слово, бывает я и сам начинаю в это верить. Все это так гипнотически действует. А если в вашем мозгу произведена лоботомия, едва ли вы отбрехаетесь.
Как возможно уподобление ангелам в мире, отрезанном от Божией благодати, в мире, в котором забыто Святое Предание? Нет, это невозможно. Это очередной фарс Последнего века, выхолощенная личина, за которой стоит всегда натянутые резиновые улыбки.
Тем не менее Церковь Армагеддона, словно сошедший с ума рысак, рывками, с пеной у рта рвется прямо навстречу Провидению. И будь оно хоть геенной огненной – только бы не стоять на месте в усиливающейся душной жаре, действовать, стяжать, восходить!»
Уведомление
«MindMaster – 10:26. Дамир: «9 ноября 2655 года три… (читать далее)»
«9 ноября 2655 года три вооруженных отряда мздователей ворвались внутрь здания Сената. Это символ либерально-оккупационной власти в Летумбердии. Началась перестрелка и вослед за мздователями в Кремль вбежала бешеная толпа. Это мгновение – 18 часов 56 минут можно считать концом либеральной скверны в Евразии.
Большинство князей-либералов, представляющих из себя огромное перемешанное родовое дерево, даже не прошли свой последний крестный путь до эшафота для публичной казни, а были буквально разорваны зубами на своих местах. Либералам поотрубали руки и ноги, отрезали или откусили уши и носы.
Тут же на площади перед Сенатом с узурпаторов умело снимают кожу. Скорняки тут же шьют сумки и одежду в качестве символических даров Катехону и его приближенным мздователям. Рядом, на площади раскинулась полевая кухня. Жарят мясо и запекают картофель. Говорят, Катехон распорядился дать народу бесплатную брагу. Настоящий пир во время чумы!
Когда разлив безумия стал лениво спадать, божии люди принялись торжественно вешать обезображенные туши на крюки назидания.
Это вам за клевету, за Распятие, за Бога Отца, сукины дети! Вы только вдумайтесь, они вечной жизни чаяли для жирных своих животов, они говорили своих ленивым и бесталанным детям: «Кто,
Наблюдая народное торжество справедливости, а также высоко моральный подъем духа, некоторые не могли сдержать невротических слез умиления. Только запах быстро начавшегося разложения свиных либеральных тел несколько испортил всплеск сентиментальности.
Не могли попозже вонять начать! Вот такие они, пауки…
Наконец, убывает и свистопляска кутежа, оставляя за собой плотный туман из угарного чада. На Сенат опустился густой меланхоличный мрак. Угловатые эшафоты, словно вырезанные из черного мрамора, чопорно заскрипели веревками от сырого похмельного ветра, раскачивающего бесформенные туши вперед-назад, вперед-назад».
Смартфон разрядился.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сенат взяли в осаду еще утром 8-го ноября (не успевших бежать князей доставили туда против их воли). В тот же день плотники начали воздвигать из деревянных срубов перед Сенатом башню, на которую вел длинный деревянный мост, украшенный эзотерическими знаменами.
Лишь после того, как сам Катехон в окружении экипированных, статных мздователей торжественно поднялся на башню, катя коляску со своим сыном инвалидом, штурм начался.
При виде на башне Наместника Бога и его больного болезнью Лу Геринга сына хлысты испытывали благоговение. Они не могли представить, что испытывает инвалид, поэтому его «неотмирность» приводила их в трепет еще больше.
Тайна
Кто знает, сколько бы Агат гнил в каземате, если бы неожиданно для себя он не стал… мздователем. В их ряды он попал довольно странно. Правильней даже было бы сказать, что не Агат пришел в «Мздование», а «Мздование» взяло Агата. В конце марта Аполлинарий лично пришел в тюрьму, где держали Агата и заплатил начальнику тюрьмы не маленькую сумму за освобождения юного узника.
Агат не понимал, чем он обязан такому странному спасению, однако, он не сомневался, что за этим стоит Фекла. Но зачем ей трудиться над вызволением юноши после того, как она сама же на него донесла? Несмотря на это, после неясных сновидений, мучивших Агата во время заточения, где-то в тайниках его души образовалось ощущение духовной близости Феклы. И чувство это никогда не покидает Агата, он чувствует, что Фекла рядом и пытается помочь.
«Мы с тобой теперь обручены - до конца, крепче, чем сталь» вдруг вспомнил он ее слова, услышанные во сне.
Еще меньше понятно, какой резон для мздователей тратить свои деньги и время на вызволение молодого мошенника. Церковь усиленно готовится к войне. Кому есть дело до него?
Все эти вопросы не укладывались в голове Агата до встречи с руководителем «Мздования» Аполлинарием, занявшим место погибшего в огне Илии.
Встреча с Аполлинарием настала теплым апрельским днем 2656 года. На деревьях раскрываются почки, из которых течет сладкий черный деготь. Аполлинарий встретил новобранца необычно теплым взглядом.