Разборка по-кремлевски
Шрифт:
— Все… — растеряно проговорил он.
— Там тупик, — добавил помощник.
— Машинист предупрежден, — высоколобый стер ладонью пот с лица, — а насчет «все» вы ошибаетесь. Некоторое время вам придется побыть с нами.
Железнодорожники переглянулись.
— В каком смысле? — вновь осмелел диспетчер.
— В самом прямом. Пройдемте.
Это слово вновь заставило диспетчера содрогнуться, новейшая история свидетельствовала, что можно «пройти» и не вернуться. Он обреченно поднялся, стал плечо в плечо с помощником. Столичные щеголи с фирменными наушниками и микрофонами повели их к выходу. Шаги в бетонной шахте башни звучали похоронным маршем.
Ни слова больше не говоря, столичные чекисты
Машина с выключенными фарами мчалась как на пожар. Водитель напряженно всматривался в дорогу, но скорости не сбавлял. Высоколобый опустил боковое стекло и высунул голову. Впереди на фоне звездного неба четко проявился железнодорожный состав. Поезд катил к громаде недостроенного заводского цеха. Стальные арки ферм возвышались над равниной.
— Скелет доисторического динозавра, — ухмыльнулся высоколобый. — Советского динозавра, вымершего в эпоху перестройки.
Мерно гудел под потолком кондиционер, распространяя по всему вагону запах альпийского луга. Диссонансом изысканному аромату проплывал за окном сумеречный русский пейзаж. Непонятно, каким путем пробравшаяся в обход бдительной охраны и систем воздухообеспечения пчела билась в идеально вымытое стекло. На письменном столе подрагивал в тонкостенном стакане чай, позвякивала ложечка. В клетке под скатертью сонно ворковали голуби. Но снаружи в идеально изолированный вагон не проникало ни звука, если не считать перестука колес. От него никуда не скроешься, вибрацией он пробирался даже в самые защищенные места.
Самый главный пассажир президентского поезда, облачившись в светлые летние брюки и льняную рубашку навыпуск, сидел в кресле и внимательно изучал газеты, подсунутые ему Климом Бондаревым. Уже давно не приходилось ему держать в руках рыхлую желтую газетную бумагу. Все, касающееся региональной прессы, помощники доставляли ему в виде ксерокопий. И, как оказалось, копии выглядели лучше оригиналов.
Карташов наглым козлом злобно усмехался ему с первой страницы и грозил вознесенной над головой конечностью. Разобрать, рука это или копыто, было невозможно из-за ужасного качества печати. Генерал Муравьев строго пучил глаза. Зрелище было отвратительным.
— Надо кончать и с этим, — пробормотал глава государства под нос и бросил газеты на кресло снимками вниз.
Он раскрыл принесенную помощником папку и просмотрел завтрашний график встреч. Первым номером значилась встреча с губернатором и общественностью на вокзале в Ельске. А дальше шли посещение завода, детской больницы и заповедника. Президент зевнул. Он проезжал самую большую страну в мире, но не чувствовал этого. Повсюду его ожидало одно и то же. Каждый вокзал неизменно пах свежей краской, под ногами ровненько стлалась недавно уложенная плитка, изготовленная по финской технологии, краснели, синели, зеленели металлочерепичные крыши. Подобострастно напрягались и кивали любым его словам чиновники. Казалось, нет такой банальности на свете, которую бы они не восприняли, словно божественное откровение. К своему удивлению, президент почувствовал, что единственной настоящей встречей с народом, хоть и бестолковой, была короткая неплановая остановка на полустанке, к которой его окружение не приложило руки. С иконой, со стариком инвалидом, с сельским ухарем и двумя прошмандовками на мотоцикле.
Поезд понемногу стал сбавлять скорость, хотя ближайшая остановка значилась только к утру. За окном мелькнули яркие фонари, сверкающие лаком черные внедорожники, выстроившиеся «по линейке» у здания диспетчерской. Вагон резко качнуло — даже ложечка описала круг в стакане, и
В дверь тревожно постучали.
— Войдите, — настороженно бросил президент.
Два телохранителя буквально вбежали в вагон, без объяснений принялись опускать на окнах плотные светонепроницаемые шторы. А руководитель охраны уже докладывал о том, что якобы впереди по пути следования саперы обнаружили взрывное устройство и в целях безопасности поезд решено перевести на запасный путь. Мол, волноваться нечего, полотно будет в кратчайшие сроки повторно осмотрено. А плотные шторы — это светомаскировка, нельзя исключать, что террористы вооружены переносным ракетным комплексом. Но вообще-то волноваться нет причин. Ситуация под контролем.
Президент не имел обыкновения вмешиваться в работу профессионалов, особенно в критические моменты. Как бывший работник спецслужб, он на своей шкуре знал, как это раздражает. Лишь только все шторы были опущены, свет вновь моргнул и перешел в нормальный режим.
— Пригласите коменданта, — стараясь оставаться спокойным, проговорил президент.
— Обязательно, лишь только он освободится, — были последние слова руководителя охраны, прежде чем он закрыл за собой дверь.
Глава государства мерил шагами покачивающийся вагон. Казалось бы, окна — это мелочь, но стоило опуститься на них плотным шторам, и сразу же возникало ощущение, что ты целиком отрезан от мира. Рука взяла трубку телефона, тот предательски молчал — мертво молчал, в наушнике даже не прослушивался фон. Распахнув дверь, президент оказался лицом к лицу со строгим охранником, тот вопросительно смотрел и пропускать дальше порога не собирался. За окном неосвещенного тамбура виднелась грунтовка, по ней пылила короткая колона машин с выключенными фарами.
— Связи нет, — зло сказал президент.
— Временный запрет на выход в эфир и перемещения по составу, — охранник показал и на свою выключенную рацию.
Препираться с охраной было глупо. Глава государства вернулся в кабинет. Поезд понемногу сбавлял ход и наконец вовсе остановился. Явственно послышалось, как громыхнула сцепка.
Не выдержав, президент рванул штору вверх, та послушно свернулась. За тонированным стеклом простиралась кромешная темнота, будто окно с той стороны залили расплавленным битумом. Затем вдруг запылал яркий свет, от которого глава государства даже прикрылся ладонью. Поезд находился в странном месте. Четыре железнодорожные колеи отделяли его от сплошной бетонной стены в белесых водяных потеках. На этой стене и были укреплены безжалостные прожектора, бившие по глазам. По соседней колее медленно проплыл электровоз — тот самый, тащивший состав от самой Москвы. Он прошел так близко, что даже можно было рассмотреть лицо немолодого машиниста в кабине. Железнодорожник сосредоточенно глядел перед собой, словно ему под страхом смерти запретили смотреть в сторону президента. Следом проползли два вагона. Вскоре вновь произошло легкое содрогание, как бывает, когда переформировывают состав.
Дверь отворилась, охранник безмолвно сделал приглашающий жест выйти и тут же исчез из виду. Президент, пока еще надеясь на лучшее, спустился на платформу, но тут же сообразил, что это не совсем платформа, а скорее разгрузочная рампа. Он стоял посреди огромного недостроенного цеха. Над головой чернели гигантские пролеты ферм перекрытий. Бетонные стены покрывали соляные потеки и пыль, кое-где из трещин выбивалась зеленая поросль. От всего поезда остался лишь один его вагон, вновь сформированный состав уже вышел за ворота. Четверо охранников закрывали за ним тяжелые створки.