Разборка по-русски
Шрифт:
— Все ясно, спасибо за науку. Оказывается, и в вашем деле есть свои секреты…
Когда Геннадий Юрьевич возвратился к себе домой от Петряева, то там его ожидала приятная неожиданность. К ним в гости на Новый год прилетели из Франции Эдвин Даниэль Трюбон с супругой Анной-Марией, с неизменным секретарем Форту Кюнстером. Они прилетели к Голдобеевым не только для того, чтобы встретить Новый год в кругу родственников. Господин Трюбон привез своему свату очень выгодный контракт совместного сотрудничества. По этому контракту фирма Трюбона поставляла вагонами из Франции на фабрику Голдобеевых раскрой
После изучения данного контракта Голдобеевы пришли к выводу, что он им выгоден по всем статьям договора. Однако, являясь честными партнерами и не желая иметь никаких недомолвок, Юрий Андреевич поинтересовался у Трюбона:
— Заключение контракта и его реализация сулят нам большие выгоды. Как бизнесмен, я не понимаю, почему вы решили поделиться с нами таким лакомым пирогом?
— Видишь ли, моя фирма у клиентов пользуется солидной репутацией. Продукция моих предприятий имеет больший спрос, чем мы можем предложить своим клиентам. У нас не хватает ни мощностей, ни рабочих рук. Вместе с тем мы не намерены упускать потенциальных покупателей. Вот почему я обратился к твоей помощи. Конечно, я рискую, доверяя часть своего заказа вам, но думаю, что вы меня не подведете.
— У тебя нет оснований сомневаться в нашей порядочности, если учесть, что мы с тобой сотрудничаем много лет, — заметил ему Голдобеев.
— Вот почему я и решил рискнуть на новое сотрудничество с вами. Тем более что теперь вы стали моими близкими родственниками, о которых я должен заботиться, как о себе, — улыбнувшись, пояснил Трюбон.
Когда Трюбон узнал от Юрия Андреевича о предстоящей охоте на медведя, то с ребячьим азартом загорелся желанием тоже участвовать в ней. Анна-Мария, узнав о безумном желании мужа, категорически выступила против такого рискованного эксперимента:
— Ты что, хочешь, чтобы я полетела-домой в трауре? Хочешь загнать меня в гроб? Еще чего выдумал! Более глупого решения не мог принять?..
Она всячески пыталась уговорить его отказаться от участия в охоте. Исчерпав все свои доводы, Трюбон не нашел ничего лучшего, как сказать:
— Юрий Андреевич с зятем постоянно ходят на охоту, и их жены, в том числе и твоя дочь, не считают своих мужей глупцами.
— Нашел с кем себя сравнивать, — пренебрежительно заметила она. — Юрий Андреевич и Гена с этими медведями управляются как с овцами, а ты медведей видел только в зоопарке, и то через толстую решетку, к которой близко не решался подходить.
— Я же поеду с ними только посмотреть охоту, — с мольбой в голосе добивался он у жены разрешения на участие в охоте.
Супруги Трюбон спорили между собой, как дети, позабыв об окружающих. Слушая спор родителей, глядя на мать, Элизабет укоризненно качала головой. Голдобеевы, скрывая улыбки, общими усилиями смогли все же уговорить Анну-Марию отпустить завтра с ними на охоту своего супруга, гарантируя полную его безопасность.
Утром на грузовом «уазике» отец и сын Голдобеевы, Трюбон — все трое, вооруженные пятизарядными тузовскими ружьями — и Кюнстер с кинокамерой поехали на кордон к леснику Петряеву.
Оставив свою машину на кордоне, они пересели на сани-розвальни, куда для мягкости Петряев кинул несколько охапок благоухающего свежего сена, и поехали к медвежьей берлоге с двумя сибирскими лайками, которые, виляя хвостами и признавая своим хозяином только Геннадия Юрьевича, резвясь, то отставая, то опережая сани, сопровождали их.
Если бы сейчас друзья господина Трюбона увидели его, одетого в полушубок, подшитые валенки, с заячьей шапкой на голове, то вряд ли узнали бы в нем преуспевающего бизнесмена, своего коллегу. Так же добротно и тепло были одеты и все остальные члены охотничьей бригады.
По дороге к берлоге Геннадий, остановив сани на ранее проложенной колее, сходил к облюбованному им дереву и топором срубил дубовую рогатину, толщиной где-то в десять сантиметров и длиной в два метра, которая должна была пригодиться ему в будущей охоте.
За свою довольно-таки долгую жизнь Трюбон, как и его секретарь Кюнстер, впервые ехал в санях по глубокому снегу в лесу. От этой езды по девственному лесу он испытывал такое неповторимое удовольствие, какое не получал от других, более современных видов транспорта.
Лесные богатыри — сосны, ели, березы и другие деревья, украшенные хлопьями снега, — только по известным им причинам со сказочной таинственностью и необъяснимостью освобождались от лишнего, чужого веса, с шумом роняя с неба на нижние ветки, на землю «лавины» снега. Скупые лучи солнца, пробиваясь сквозь редкие белые облака, говорили охотникам, что в ближайшее время ясная погода не должна была измениться.
По проторенному снегу они, не доезжая до берлоги метров сто, остановили сани. Жиган, привязав вожжи к стройной березе, тоже пошел вслед за охотниками, которые, не дойдя до берлоги метров двадцать, вновь остановились посовещаться между собой.
— Сват, ты намерен участвовать в охоте на медведя или будешь у нас зрителем? — обращаясь к Трюбону, поинтересовался у него Юрий Андреевич.
— Конечно, буду участвовать! — азартно заверил Трюбон, приказав своему секретарю, чтобы тот не забыл заснять на видеокамеру самые важные эпизоды охоты.
— Мы вам, как гостю, предоставляем право первому вступить в схватку с медведем. Это такое животное, которое очень трудно убить из ружья любителю-охотнику. Поэтому, если почувствуете, что проигрываете поединок, сразу же убегайте от медведя, чтобы не мешать мне помериться с ним силами. Медведь в это время года, поднятый из берлоги, очень агрессивен, а если к тому же он будет ранен, то становится до безумства яростным, злым и опасным. Все поняли? — проведя короткий инструктаж, поинтересовался у тестя Геннадий.
— Так точно! — по-солдатски коротко заверил тот его.
— Папа, если мне повезет, то вторым номером в схватке с медведем стану я, ну а подстраховывать меня будете вы вместе с Николаем Сергеевичем, передавая последнему свое ружье, сказал Геннадий.
— Ты же мне обещал, что больше не будешь лихачить, — встревоженно напомнил сыну отец.
— Последний раз, — заверил его сын, приложив правую руку к груди. Только потому, что охота будет сниматься Кюнстером на видеокамеру, я иду на такой риск.