Разборки под прикрытием
Шрифт:
– Очень… очень хочется… высказаться… когда появляется возможность, – с паузами произнес Гринчук, слова не хотели подчиняться. – Кажется очень важным всё объяснить…
– Кажется, – Стоянов улыбнулся и выстрелил в Рубина.
– Трах-бах, – сказал Стоянов, когда тело учителя упало на пол. – И никаких разговоров. Я вас прервал, извините.
Стоянов посмотрел на табурет, проверил, нет ли крови, сел.
Нога Рубина дернулась, зацепила туфель Стоянова.
– Вот ведь гадость какая! – сказал Стоянов брезгливо. – Но не убивать же его еще раз… Вы на меня прыгать не собираетесь?
Гринчук поднес руку ко рту, потом посмотрел
– Я же говорил – плохая рана, – Стоянов достал из кармана рубашки носовой платок, промокнул лоб. – Наверное, легкое пробито…
Гринчук закрыл глаза, почувствовал, что пол стал вдруг скользким и наклонным, тело заскользило в сторону… Гринчук торопливо открыл глаза.
– Скажу сразу – я на него работал. Он правду сказал. Это я звонил Дедову от имени Максимыча. А с Сергеевым общался лично он… Идея подставить Щелкунова – моя. Помните, я первый, кто заговорил о нем в вашем присутствии. Не вышло бы в тот раз, я бы еще повторил. Рано или поздно… Но недосчитал… У вас это круто получилось, признаю… Я тут напротив живу, вы не знали? Я и Максимыча так вычислил, увидел кое-что, проследил… Когда началась вся эта свистопляска, я остался дома. Решил последить за происходящим. Я один живу, мне никто не мешает посидеть перед окном с бутылочкой пива, – Стоянов принялся раскачиваться на табурете. – Надо же было присмотреть за старым учителем…
– Чтобы не случилось чего, чтобы не убежал…
– Вы меня понимаете. Когда такие сокровища в голове – тут призадумаешься… Вначале появились эти трое… Интересно, подумал я. Вмешаться уже не получалось, оставалось ждать. Долго ждать.
– Потом появился я, – тихо сказал Гринчук.
– Я думал, старик выполнит свое обещание… Думал… Дождаться думал, заслужить… Иногда он мне даже позволял… Выполнял мои желания… Девочку, понравившуюся, коллегу по работе подвинуть… Я много не просил. Я ждал… Вот Аркашу попросил смешать с грязью… Не убить, а просто затоптать… Выгнать его из города – это только начало… Некстати ты его подобрал.
– Что же ты дальше делать будешь? – спросил Гринчук.
Говорить было больно, но молчать… Удержаться и не потерять сознание. Говорить… слушать…
– Дальше… Обидно, конечно, что ты убил старого учителя…
– Я?
– Ты. Тебе ведь выдали оружие на постоянное ношение, вот этот пистолет. Распоряжением Сергеева, помнишь? Я хотел всё сделать по-другому, но, раз уж так получилось… Ты ведь обратил внимание… Извини, ты не видел. В тебя я выстрелил из другого пистолета, это вроде как Рубин пальнул в тебя, стрелял дважды, один раз промазал, а ты уже из своего выстрелил ему в голову… Пусть тебя успокоит то, что Рубин стрелял первым… Все будут голову ломать, что случилось, как… Почему ты пришел сюда… и почему Владимир Максимович Рубин… – Стоянов держал в руках два пистолета, словно мальчишка, который хвастался новыми игрушками. – Тут возможны варианты… Вы, Юрий Иванович, как полагаете, вы сами умрете, истечете кровью, или Рубин все-таки, успеет перед смертью выстрелить в вас еще раз, немного удачнее… Вы, кстати, как насчет пули в лоб? Или предпочитаете, чтобы вас все-таки хоронили в открытом гробу?
Гринчук закашлялся, сплюнул кровь на пол:
– Что же ты, Дима, убил свое богатство и власть? Не дождался…
– А чего ждать? Он бы и так меня обманул… Думаете, он бы перед смертью продиктовал мне свои секреты? Старики неохотно отдают их… Помните, у Пушкина? Графиня так и не
– Вынужден тебя огорчить… Там уже на пятьдесят тысяч меньше…
– Ничего…
– Но… – Гринчук снова сплюнул, – но если… ты продашь электронику… из-под второго дна… еще получишь копеечку…
– Какую электронику?
– Шпионскую… – Гринчук истекал кровью, терял силы. – Там, внутри, в сумке… Ты думаешь, я ее просто так таскал? Очень удобна сумка, дорогая, но удобная… маячок, передатчик… диктофон мы туда решили не ставить, все, что происходило… в радиусе десяти метров… передавалось и записывалось… Миша всегда знал, что происходит со мной… и сейчас… скоро… ты ведь еще не встречался с Мишей… разве что возле кафе, утром… красная такая «копейка»… все «копейки», почему-то… красные…
– Врешь…
– Ты посмотри сам…
Стены, потолок и пол подвала пульсировали в такт боли. Лампа то еле мерцала, то приближалась к самым глазам, норовя их выжечь.
– Посмотри…
Стоянов бросил деньги на пол, рванул из сумки дно.
– Правда, красиво? – прошептал Гринчук. – Огоньки… индикаторы… Я ни хрена в этом… не понимаю… но выглядит круто… И работает… Бежать тебе нужно, капитан… Все бросить…
Стоянов вырвал прибор из сумки, швырнул его об стену…
Обманули! Его – обманули… Он теперь… Теперь его будут искать и найдут… Он не успеет надежно укрыться… не успеет! Сволочи! Сволочи!
Это было так обидно! Так обидно… Стоянов прошел по подвалу к лестнице, остановился… Они и так все знают, будет жив Гринчук или умрет… Что значит – или? Умрет.
Нужно только успокоиться. Когда Стоянов увидел передатчик, в голову словно ударило, чуть не сшибло с ног… Ничего… Сейчас… Повернуться, вскинуть руку с пистолетом и вышибить мозги этому… этому…
Додумать Стоянов не успел. Глупость, конечно, случайность… мелочь… Он вскочил, ничего не слыша, забыв, что на колене лежал пистолет…
У Гринчука не было сил, чтобы броском добраться до оружия, но у него было время… Снова, как в шахматах, темп и качество… Стоянов допустил две ошибки, маленьке ошибки, но допустил их подряд… Уронил оружие и целых тридцать секунд не смотрел на Гринчука. И…
Отдача выбила оружие из ослабевших рук Гринчука. В глазах потемнело…
– Все правильно, – прошептал Гринчук. – Ты правильно говорил… хочешь убить – стреляй сразу… ты правильно говорил… говорил… говорил…
Тело плохо слушалось, и Гричнук потратил почти пять минут, чтобы добраться до тела Рубина.
Вытер пистолет, вложил его в руку учителя… Пусть потом разбираются сами… Ему нужно… Гринчуку нужно успеть…
Стоянов лежал на ступенях, мешал пройти… проползти. В глазах – удивление.
Спасибо, прошептал Гринчук, заглянув в эти глаза. Не пришлось убивать безоружного… Спасибо…
Свет вокруг был красным. Багровым.
Пол на кухне был скользким, и стены были скользкими – Гринчук чуть не упал, поднимаясь на ноги. Руки скользили по стене… Его ждут. Он должен… Обязан… Его ждут…