Разбойничья дорога
Шрифт:
Молодая луна только-только взошла на западе, когда Балор под бурю восторженных возгласов проехал по Большому Проспекту. Не так-то просто кричать во всю глотку, лежа лицом в пыли, но горожанам Занадона это удавалось блестяще. И так поступали и богатей, и сановники, и даже жрецы.
Не задерживаясь, прошел он прямо в покои верховной жрицы, где мы с Шалиаль ждали его.
Тут он рухнул…
Мы стащили с него все эти невероятные доспехи, оставив Джаксиана Тарпита лежать на ковре в окружении груды бронзы и насквозь пропотевшего
Шалиаль опустилась на колени и вытерла ему лицо.
– Боже? – испуганно прошептала она. – Что тебе нужно, Боже?
– Вина, – пробормотал он. – И жратвы. Целый день не ел. И помыться тоже не помешало бы.
Мы принесли ему все это, ибо давно приготовились к его приходу. Он хлебнул вина и чуть приободрился. Шалиаль омывала его, а я совал ему в рот еду – жуткое количество еды. Он ел, как оголодавший конь. Он ел даже лежа на животе, пока она протирала ему спину и делала массаж.
Потом он отодвинул остатки еды, а Шалиаль окончила массаж. Он все еще сидел на полу – великан, усталый от тяжелой битвы. Его веки слипались.
Он озадаченно смотрел на меня с минуту, как бы раздумывая о чем-то. Потом вспомнил.
– Он жив. Показал себя хорошо. Он неплохо начал.
– Спасибо, – сказал я. – Что начал?
Джаксиан устало покачал головой:
– Понятия не имею. О ком это мы? Это все, что я знаю.
– Ты можешь дойти до кровати, Боже? – тревожно спросила Шалиаль, опускаясь на колени. Я подумал, сможем ли мы с ней поднять его вдвоем, и решил, что, возможно, и сможем, но пробовать мне не хочется.
– Думаю, что смогу, – пробормотал он. Он уперся рукой в пол, чтобы подняться, но снова осел.
Шалиаль покосилась на меня.
– Бог ушел? – спросила она, прикусив губу.
– Он сделал свое дело, любовь моя.
Она кивнула. Джаксиан призывно надул губы. Она наклонилась и подарила ему невинный поцелуй.
Он обиженно тряхнул головой.
– Нет, это слишком похоже на обычную сестру.
Она попробовала еще.
– Ага! – вскричал он, вскакивая на ноги и увлекая ее за собой. Он крепко обнял ее, и они страстно поцеловались.
Я пошел к двери. Проходя мимо них, я похлопал его по плечу.
– Что-нибудь еще нужно? – спросил я. – Может, немного тамариска?
– Вон! – страшным голосом взрычал Балор.
Я выскочил как испуганный заяц. Когда я закрывал за собою дверь, я услышал смех и скрип кровати.
По дороге из покоев я задержался обернуть вокруг бедер полотенце. Так я почувствовал себя гораздо лучше. Нет, я, право же, начал понемногу возвращаться к реальности, словно в первый раз за два дня проснулся или протрезвел. Мир сделался отчетливее. Я видел древние камни храмовых стен и пляшущие язычки свечей. Я чувствовал запахи старого мыла, и прокисшего супа, и кожи, и еще – чуть-чуть – слабый запах тамариска. Я слышал далекое пение – храм продолжал жить своей повседневной жизнью, как жил тысячи
Я мог представить себе эту рощу так отчетливо, словно видел ее своими глазами.
Выйдя в прихожую, я столкнулся лицом к лицу с мерзким верховным жрецом. Он казался встревоженным и усталым, и его необъятная алая хламида покрылась пятнами пота. Он опустился на колени, но сделал это скорее на случай, если кто-нибудь еще войдет в помещение. Он смотрел на меня взглядом, который истинно верующий счел бы по меньшей мере недостаточно уважительным.
Возможно, он и боялся Балора, но моя улыбка никогда не была достаточно загадочной, чтобы убедить Нагьяка. Он понимал, что я – простой смертный, самозванец, и я не надеялся, что он будет долго терпеть меня.
– Какие-нибудь проблемы, святой отец? – весело спросил я.
Он задумчиво пожевал губу и решил поиграть в маскарад еще по меньшей мере несколько минут.
– Нет, Боже. Что, Балору Бессмертному нужно еще что-нибудь от нас? Или там всего достаточно? – Он едва не лопался от невысказанных вопросов и опасного негодования. И возможно, от страха – но не слишком.
– Мы считаем, что он не желает, чтобы его тревожили сегодня ночью. Впрочем, у нас самих есть несколько просьб.
Его пухлое лицо подозрительно нахмурилось; наголо выбритый череп блестел в свете свечей.
– Все, что пожелает Ваша Божественность, – приказ для нас, – ответил он с прямо-таки трогательным отсутствием искренности в голосе.
– Что, городские ворота заперты?
Ага! Он расплылся в хитрой улыбке.
– Полагаю, что так, Боже.
– Но, надеюсь, у вас найдется моток крепкого каната и парень покрепче, чтобы втянуть его потом обратно? А еще повязка попристойнее и пара сандалий? Горсть мелочи и мешок снеди – не слишком большая плата за оказанные услуги. Видишь ли, мы намерены лично осмотреть поле сражения, чтобы сохранить это для истории.
– Полагаю, это можно будет устроить. – Мерзко улыбаясь, он поднялся на ноги. – Вы нас покидаете?
– Именно так. Я даже заключу с тобой сделку.
Жрецы обожают сделки так же, как купцы – золото, а воины – кровь. Он довольно потер руки.
– Да, Боже?
– Ты пойдешь со мной вместе и поклянешься мне самой торжественной своей клятвой в том, что не перережешь веревку раньше, чем я благополучно спущусь со стены, – а я, так уж и быть, расскажу, как мы это сделали.
Нагьяк зажмурился и визгливо рассмеялся.
30. Разбойная дорога
Я вышел к широкой реке у брода, и место это показалось мне знакомым. Вода стояла низкая, и из серебристых струй тут и там проглядывали отмели золотистого песка. Несколько темных черточек в потоке, вполне возможно, были вынесенными на мель трупами, но вода снова стала серебряного цвета, а не красного – если только она действительно окрашивалась в красный цвет. Ниже по течению виднелись далекие пестрые паруса рыбачьих лодок, колыхавшиеся в жарком полуденном мареве.