Разбуди меня
Шрифт:
Гермиона, выпрямившись, отстранилась от холодных перил. Потом задумчиво посмотрела на Тео.
— Возможно. Но тогда что это? Просто навязчивая идея, преследующая тебя во сне, когда всё, что хранится в твоем подсознании, вылезает наружу?
— Мерлин его знает... Ладно, довольно об этом. Осталось потерпеть один день, а завтра я убью его.
Праздник был в самом разгаре. Гермиона, дабы не вызывать подозрений, спустилась в Большой зал вместе с подругами и сейчас, стоя у столика с десертами, смотрела, как Джинни с Деннисом Криви отплясывают нечто весьма оригинальное, отдалённо напоминающее польку, а Малфой ведёт Асторию в традиционном вальсе. По всему залу, украшенному
Находясь в центре всеобщего оживления и глядя на радостных друзей, Гермиона практически перестала мандражировать, заставив себя временно забыть о предстоящей им с Ноттом авантюре, и старалась веселиться от души. В этом ей как нельзя лучше помогал Дин, пригласив её на танец, едва зазвучала новая песня. Падму же закружил в подобии вальса невесть откуда взявшийся Хагрид. Увидев старого друга, Гермиона вспомнила, что когда-то давно он говорил ей об умении справляться с трудностями, особенно эмоционального характера, и о том, насколько это умение важно по жизни.
Да, Хагрид, ты прав. Не стоит так трястись. У нас всё получится. В конце концов, мне нечего бояться, когда Тео рядом.
Но сейчас его рядом не было, и от этого Гермионе было немного не по себе. А ещё ей не давала покоя мысль о том, что Тео сейчас находится в кабинете защиты от Тёмных искусств, проверяя работоспособность камина, с помощью которого они намеревались попасть в Лондон. Виктор уехал из школы на несколько дней (предстоял матч со сборной Ирландии), о чём простодушно сообщил своим ученикам на последнем перед отъездом уроке. Таким образом, вопрос по поводу того, какой камин в Хогвартсе задействовать для перемещения в Лондон, разрешился сам собой. Тео это радовало, поскольку не пришлось забивать голову, и без того занятую продумыванием всех нюансов, ещё одной проблемой. Гермиону же, напротив, такой быстрый выход из ситуации немного обескуражил, что подтвердило мнение Тео о её тяге к поиску трудных путей.
Конечно, нет ничего преступного в том, что мы воспользуемся одним из школьных каминов для того, чтобы выбраться из замка. С тем же успехом мы могли воспользоваться любым другим, хотя бы тем, что находится в гриффиндорской гостиной, но там почти никогда не бывает пусто, а Зелье невидимости и магические силы для чар высшей категории нам ещё понадобятся.
Но, Мерлинова борода... Мы проникаем в кабинет Виктора, не заручившись его согласием — это раз, да ещё и в его отсутствие, как какие-нибудь воришки — это два. До чего же стыдно!
Гермиона тряхнула головой, в который раз поймав себя на том, что не улавливает нить разговора с Дином, а потому мысленно воздала хвалу небесам и Макгонагалл, объявившей долгожданный перерыв. Музыка на время стихла, танцы прекратились, а золотые блюда на столах, приготовленных к пиру, в мгновение ока наполнились самыми разными яствами, да так, что яблоку негде было упасть. Гермиона бросила взгляд на часы, расположенные над входом в Большой зал: доходила половина двенадцатого.
Пора.
Пока Джинни, Дин и остальные были увлечены провозглашением какого-то тоста,
Оказавшись в спальне, она наспех переоделась в тонкий шерстяной свитер и удобные джинсы. Стараясь не прислушиваться к тревожному биению сердца, колотящегося уже где-то в горле, она на минутку присела на край кровати, чтобы ещё раз проверить содержимое своей бисерной сумочки. Убедившись, что всё необходимое на месте, Гермиона положила палочку в карман, схватила верхнюю одежду и поспешила снова на третий этаж, в кабинет защиты от Тёмных искусств.
— Чтобы всё прошло как надо, мы должны действовать согласованно, — шепнул ей Тео, когда они вылетели из камина в «Дырявом котле». Народу здесь было столько, что на их появление, кажется, никто не обратил ни малейшего внимания. — Ты должна меня слушаться. Ясно?
— Нотт, это я была в Комнате смерти, а не ты, — запальчиво возразила Гермиона, отряхивая пуховик от каминной золы по пути к выходу из маленького паба. — Не лучше ли будет, если ты будешь слушаться меня?
Тео лишь усмехнулся, выбираясь из тесного помещения на задний двор, а оттуда — на морозный, запорошенный снегом Косой переулок. Несмотря на то, что время перевалило за полночь, улица кишела людьми и светилась как днём. Вывески магазинов — тех, что в честь праздника работали так поздно — были сплошь увешаны гирляндами огоньков, выполненных в форме сердечек, в воздухе стоял стойкий аромат разлитой где-то Амортенции (это Тео понял, учуяв любимый запах морского бриза), туда-сюда сновали хихикающие парочки и летали совы с валентинками в клювах.
— Отвратительный праздник, — скривился он, едва ли не сплёвывая на землю. — Кто его только придумал... Дай мне руку.
Гермиона молча вложила в его ладонь свою, и, улучив удобный момент, они трансгрессировали. Их словно затянуло куда-то в чёрную дыру, где не воспринималось ни времени, ни пространства и ощущалось лишь сдавливание в висках и желудке. Но примерно через полминуты они почувствовали твёрдую землю под ногами и открыли глаза, увидев перед собой красную телефонную будку, в которой не хватало нескольких стёкол.
Дальше всё происходило, как во вчерашнем сне. Они назвали чужие имена, прикрепили к одежде значки, и будка с механическим скрежетом стала опускаться в недра Министерства.
Тео нахмурился. Ему было одновременно весело и жутковато. Конечно, он испытал огромное облегчение сегодня утром, когда обнаружил Гермиону, целую и невредимую, за завтраком в Большом зале. Кроме того, ему почти удалось убедить себя, что в Отделе тайн без неё делать нечего: придётся потратить уйму времени, чтобы найти нужную комнату, а на счету была каждая секунда. И, тем не менее, всё это не могло перекрыть его страх за неё, страх воплощения ночного кошмара в реальность. Но заставить её отступить было невозможно. В кромешной тьме и под только что наведёнными Хамелеонскими чарами он мог лишь представить выражение непокорности на её лице, но это было как никогда легко: Гермиона рвалась в бой, будто тоже увидела во сне что-то такое, что пробудило в ней неуёмный, типично гриффиндорский дух сражения.