Разделенные сном
Шрифт:
– Пойдёт на крайний случай, – кивает мне дядя Саша. – Что выяснил ещё?
– До определённого возраста, это примерно два моих, они не могут делать «соитие», не знаю, что это, – произношу я в ответ. – А вот потом им надо побольше. Я подумал, а если они держат самок и смесков для этого?
– То есть невзирая на возраст… – задумчиво отвечает мне он. – Имеет право на жизнь.
И тут дядя Саша объясняет мне непонятное слово, поясняя, что у людей самки могут быть без смертельного риска с гораздо более раннего возраста, правда, это разрушит их психику, но мы оба понимаем, что Высшим наплевать на
– Это отвратительно, – говорю я ему. – Просто невозможно, как отвратительно.
– Кто бы спорил, – вздыхает дядя Саша. – Так… Что у нас с историей осталось?
– Могильники… – отвечаю ему я. – Примерно раз в сто лет появляются упоминания о могильниках.
– Что это такое? – интересуется он.
– Места, где много-много мёртвых Низших, как эпидемия, – объясняю я ему. – Их сжигают специальным образом.
– То есть, возможно, раз в сто лет подавляется восстание, – дядя Саша смотрит в потолок, чему-то грустно улыбаясь. – Так, ты завтра разбираешься в доступных тебе химических элементах, а дальше начинаем эксперименты. Учитывая, что совсем не жалко только Высших, они и будут крысками.
Я уже знаю, что такое «крыски». Могу сказать, что меня этот план только радует, потому что мне как раз терять нечего. Если подумать, единственное родное мне существо я вижу в снах, а в реальности у меня ничего нет. Вот бы уйти к нему туда, где он, но, боюсь, это даже со всей магией невозможно. Может быть, когда я умру, то смогу переселиться в сны насовсем? Пусть дядя Саша не сможет быть со мной там постоянно, но я потерплю. Зато не будет боли и страха. Правда, страха во мне уже нет, дядя Саша говорит, это оттого, что у меня появилась хоть какая-то опора в жизни.
Правда, осознавать, что всего через год меня не станет… Нет, не страшно – неприятно. Но мы что-нибудь придумаем, обязательно. Дядя Саша говорит, что безвыходных положений не бывает. Возможно, он прав.
Утро ничем не отличается от других таких же. Я поднимаюсь со своей лежанки, чтобы отправиться привычным путём, но сначала надо сделать зарядку. Мне её показал дядя Саша, конечно же. Сначала разминка, потом упражнения на скорость, на силу. С каждым днём у меня получается всё лучше, но я не останавливаюсь, пока не начинаю купаться в собственном поту. После этого нужно «принять душ», как говорит дядя Саша, в моем случае – облиться из ведра. Хорошо, хоть воду в нём не нужно носить самому. Что-то изобретать, впрочем, очень неумно. Я разок попробовал, только потом узнал, что неделя прошла – так меня наказали.
После зарядки меня ждёт едальня, где можно разжиться кроме каши каким-нибудь корешком, или даже плодом куста. Он очень кислый, но полезный, так дядя Саша говорит, а он лучше знает. Есть, впрочем, надо быстро, и опять – работа по замку, вне замка, где опаснее всего, а потом – библиотека.
Но сегодня распорядок нарушен. Я вижу направляющегося ко мне Высшего, понимая, что сбежать не успею, поэтому приходится опускаться на колени и склонять голову в жесте смирения. Жаль, что я не успел убежать, да и завтрака жалко – после наказания он весь выплеснется наружу, я-то знаю. За что меня собрались
– Отброс! – обращается он ко мне. – Отныне и до Академии ты освобождён от работы.
Не верю. Добрым Высший быть не может. И действительно, передо мной на каменные плиты падает тело. Едва одетая девочка, сильно похожая на Высших, но учитывая обращение… Не знаю. Тело её в крови, она вроде бы дышит, но такими темпами, вряд ли ей много остаётся.
– Ты будешь заботиться и ухаживать за смеском, – с брезгливостью говорит Высший, добавляя затем: – Я запрещаю тебе рассказывать ей об отбросах и смесках. Пусть думает, что все равны, сколько ей ещё осталось…
Рассмеявшись своим каркающим хриплым голосом, Высший уходит было, но останавливается. Он ещё раз смотрит на меня, и в глазах его такое мрачное обещание, что мне становится холодно. Дрожью буквально прорезает всё тело снизу доверху, даже мочевой пузырь откликается. Смерть может быть очень разной, я это уже знаю…
– С сегодняшнего дня ваша едальня на втором уровне, – произносит он, лишь затем разворачивается и уходит.
Второй уровень – для Высших, но низкородных, там я ни разу не был. Я стою на коленях, пока он не уходит, затем лишь наклоняюсь к незнакомой девочке. Учитывая, что о «покоях» никто ничего не сказал, надо будет ютиться в моей комнате. Ничего, переживём, девочка же…
С большим трудом поднимаю её на руки, осознавая, что если бы не зарядка – вряд ли бы я смог поднять девочку, несмотря даже на то, что она очень худая. Почему смеска принесли в замок, а не дождались времени Академии, я себе представить могу, учитывая её состояние. Это с одной стороны, а вот с другой, учитывая отношение к смескам… Умерла бы и умерла, им-то что? Только, похоже, у Высших какой-то особенный интерес к этой девочке. Интересно, какой?
Калира
С трудом открыв глаза, обнаруживаю, что я совсем не в классе, а в совершенно другом месте. Комната, в которой я лежу, небольшая. В ней всё небольшое – и кровать, и окно, демонстрирующее небо, и сидящий рядом со мной бог. У него длинные уши, значит, он бог или же… такой, как я. Тогда эта комната может быть тюрьмой для таких, как мы, чтобы нас было удобно мучить.
– Привет, – говорит мне похожий на бога мальчик. – Меня зовут Гри’ашн, и тебя поручили моим заботам.
– Привет… – я с трудом выталкиваю из себя слова. Всё тело нестерпимо болит, но я помню, что бывает за слёзы, поэтому держусь. – Я – Калира… А мы в тюрьме?
– Пока ещё нет, – вздыхает Гри’ашн. Он протягивает руку, чтобы легко прикоснуться ко мне. – Мы в замке Высших.
– Боги забрали меня к себе? – в это даже поверить страшно. Сначала защитили, а потом забрали. Это же…
– Они не боги, – он проводит рукой по моим волосам, и от этого становится как-то тепло внутри. Не знаю, как называется то, что он делает. – Они просто Высшие.
– Но мы в городе? – интересуюсь я, боясь поверить в то, что больше не будет ненависти.
– Мы в замке Алькаллар, – отвечает он мне. – Здесь мы проведём время до Академии, а я сейчас буду раздевать и мыть тебя, потому что сама ты не сможешь. Тебя так безухие отделали?