Раздевайся, Семёнова!
Шрифт:
Но так не получилось.
То есть поцеловаться мы поцеловались, и даже успели каждый пойти в направлении своего лекционного зала.
А через минуту, с недоумением, переходящим в ужас, я читала документ в формате ПДФ, раскрывшийся из анонимного сообщения, поступившего на мобильник.
«Заявление о совершенном преступлении» – кричал напечатанный крупными буквами заголовок.
И ниже, более мелким, тут же поплывшим у меня перед глазами шрифтом, разъяснялось:
«Прошу зарегистрировать мое заявление и привлечь к уголовной ответственности по статье 131-й УКРФ
Глава 29
Дальше я не читала – лишь скользнула взглядом по документу вниз. В том состоянии, в которое ввело меня это мерзопакостное «заявление», удивительно было даже и это – голова была гулкая и пустая, нервные окончания плохо передавали приказы конечностям.
Ожидаемо, под текстом, перед простенькой подписью стояли инициалы и фамилия – М. Н. Грачева.
Дрожащими руками я сунула телефон в карман и тут же вытащила его, автоматически среагировав на звонок. По злой иронии – с блокированного номера.
– Наконец-то я подловила тебя одну, – промурлыкал знакомый голос.
В один момент все встало на свои места. Это «заявление» никуда не отправлено – обыкновенный, ничем не обоснованный шантаж.
– Что это за писулька? – я попыталась сделать свой голос как можно более равнодушным, но судя по смешку, выдохнутому на том конце связи, у меня это не особенно получилось.
– Это то, что отправится прямиком в полицию, если ты не выполнишь все мои условия, – тут же ответила Грачева явной домашней заготовкой. – Или… если побежишь к своему престарелому жениху жаловаться.
Что ж ты так страстно хотела залезть моему «престарелому» в штаны?! – хотела заорать я.
– Грачева, я сейчас нажму отбой и попытаюсь забыть об этой мерзости, что ты мне сейчас прислала…
– Я?! – деланно удивилась Грачева. – Я тебе ничего не посылала. Это кто-то из твоих подпевал, я ведь многим показывала свое заявление, советовалась, как правильнее...
– Советовалась… – машинально повторила я, начиная понимать, что эта тварь задумала. Ведь ее и в самом деле грубо поимели в эту субботу, причем в «извращенной форме». Если она пошла по приезде в поликлинику и сняла следы… а может и там, в Лондоне успела снять.
– Советовалась, – довольно повторила она. – только имя не показывала. Того, кто со мной такое сотворил…
– Что ты несешь! – все-таки заорала я, пугая проходящих мимо студентов. – Знаменский все время был либо со мной, либо на людях!
Она заржала – своим противным, визгливым смехом.
– А кто тебе поверит, «невестушка»? Ты ж заинтересованное лицо…
У меня внезапно закружилась голова – что пришлось прислониться к стене. Я поняла, откуда выросли ноги у ее дьявольского плана. Алиби от жены или любовницы – так себе алиби.
И еще кое-что вспомнила – в тот день, когда я осталась в гостинице, Виктор вскользь упомянул, что Грачева крутилась вокруг его стула на конференции. «Что ей там, медом помазали?» -
А у нее вон что в голове было…
Подтверждая мои подозрения, торжествующий голос Грачевой пробился сквозь густую, предобморочную вату в ушах.
– Ты знала, что, оказывается, достаточно поскрести как следует пальчиками воротник мужского пиджака, и вуаля – у тебя под ногтями кусочки кожи с ДНК «подсудимого»? Они такие маленькие, эти кусочки, что их не видно, но под микроскопом… сама понимаешь. Повреждения и травмы у меня настоящие – можешь посмотреть бумажку, которая идет вслед за заявлением. Так что…
– Ты блефуешь, – попыталась отыграться я, уже понимая, что нет, не блефует.
– А ты проверь меня! – зашипела она вдруг – зло и как-то… отчаянно. – Давай, рискни! Наплюй на мою заявочку, и я отнесу ее в участок. И пусть твой интеллигент-профессор посидит пару недель в СИЗО со статьей за изнасилование! А там, глядишь и решат дело в его пользу. Не хочешь поэкспериментировать, а, Семёнова? Посмотреть, каким он выйдет из тюряги? Давай, ты только скажи!
Пол поплыл куда-то у меня под ногами, я подползла к деревянной лавке у стены и бессильно упала на нее.
– Рит, скажи мне, а ты… ничего не боишься? Тимура там своего… сама загреметь за клевету?
Она захохотала, вновь развеселившись.
– Я уже ничего не боюсь, дорогая… Ничего и никого…
Ей на все плевать, поняла я. Ей херово, мерзко и хочется уничтожить весь ненавистный мир. В таком состоянии она в любую минуту может решить, что ей больше хочется посмотреть, каким Знаменский выйдет из тюрьмы, чем получить от меня то, что хочет получить. А она хочет – иначе эта бумажка уже давно лежала бы у следователя в участке, а не висела у меня на экране мобильника.
Нужно спешить, поняла я – пока самодеструктивное состояние не сожрало эту гадину настолько, что она действительно отнесет заявление в полицию.
И думать. Хорошо думать. Потому что, если просто согласиться на ее условия – она уже никогда не отстанет.
– Зачем ты это делаешь? – вырвалось у меня вместо более уместного «что тебе нужно?»
Грачева фыркнула.
– Семенова, тебе когда-нибудь наступали на горло? Вот так чтоб с хрустом?
Я молчала.
– Он ведь не просто послал меня – твой Витюша. Я помощи просила. Чтоб вмешался, поговорил…
– С кем? – не поняла я.
– Не важно! – Грачева внезапно опомнилась. – Если совсем коротко, мудак твой Знаменский. И заслужил, как минимум, чтоб его самого послали, куда подальше, – ее вкрадчивый голос стал почти дружелюбным. – Ты ведь пошлешь его, Семёнова? Да так, чтоб никогда больше даже не посмотрел в твою сторону?
– Ты ненормальная, Грачева?
Это был риторический вопрос – я уже давно поняла, что она не в себе.
– Бросишь его, – уже жестко повторила Грачева. – Прямо сегодня. До окончания дня. Приедешь ко мне в общагу и пошлешь ему сообщение, которое я для тебя настрочу. Иначе на твоего женишка… ох, прости, бывшего женишка… уже завтра наденут наручники.