Раздолбай
Шрифт:
После череды звонков, когда ноги затекают, Демьян разминается. Бродит туда-сюда, словно его дергает за нити кукловод, и размахивает локтями вправо-влево. Из мужской раздевалки вываливаются пацаны классом помладше, замирают, смотрят на него и, засмеявшись во весь голос, уходят.
Дверь на петлях болтается. Внутри больше никого. Храмов заходит, втягивая удушливый запах пота, и садится на лавку. Душа в школе нет, поэтому ученики могут лишь переодеться в чистую одежду и потеть в ней дальше. И чего его потянуло именно сюда?..
Со скрежетом распахивается
В младших классах большинство приходили сразу в спортивных костюмах. К средним классам у учеников прибавились пакеты и спортивные сумки с формой, и только несколько ребят никогда не носило повседневку. Демьян с Егором таскали злосчастную форму и переодевались. Они всегда выходили последними. Их даже как-то дразнили геями, но они не восприняли выкрики всерьез, и остальным позже надоело к ним лезть.
Однажды Егор пришел в школу в спортивной форме.
– А как же раздевалка, чел? – возмутился Демьян. – Я думал, у нас правила.
– Они иногда меняются, – ответил тот.
Тогда Демьян по привычке отмахнулся от очередной странности друга, а сейчас явно вспомнил боль в его взгляде. И стиснутые зубы, подмятые внутрь уголки губ. Нервозность. Но ведь Полосков никогда не говорил о своих проблемах, а значит, их не было… так тогда думал Храмов.
После физкультуры они с Самарой обнимались в коридоре.
– Ты не видела Егора?
– По-моему, он был в раздевалке.
– Че он там забыл? Он же сегодня без сменной одежды.
Самара пожала плечами.
– Жди тут, мы скоро придем, – поцеловав ее, Демьян побежал в спортзал.
Внутри было тихо: ни стуков мячей, ни свистка, ни зычного голоса физрука. Он уже собирался уйти, как услышал приглушенные удары. Пошел на звук и заглянул в раздевалку. Егор молотил по шкафчику рукой, сунутой в кроссовку с такой злобой, что дверь перекосилась и на поверхности осталась вмятина. Демьян отступил. Ему не хотелось оказаться на месте той двери…
Демьян закрывает дверцу, и она отворяется вновь. Так повторяется несколько раз, пока Храмов, разозлившись, с силой не захлопывает ее.
– Кто здесь шумит? – в раздевалку заглядывает физрук. – Храмов, ты когда на уроки явишься?
Не говоря ни слова, Демьян разворачивается и вылетает, задев плечом физрука.
Дома у Нели нестерпимо жарко. Батареи еще не отключили, и Храмов снимает толстовку, оставшись в белой застиранной футболке. Вещи ему давно не покупают, да и настроения выбирать новые у него нет. Сидя на кровати, он прижимается затылком к стене. Неля копошится рядом, что-то старательно вырезая.
– И чего ты ко мне как на работу ходишь? Других дел, что ли, нет?
Демьян не отвечает.
–
А ведь после того случая Егор всегда приходил в спортивке и не пользовался раздевалкой…
– Ку-ку? – Неля щелкает пальцами у него перед глазами. – Земля вызывает Демьяна, прием.
– Прием, – бесцветным эхом отзывается он.
Ухтабова убирает в сторону свои поделки и садится боком к Храмову. Ее плечо касается его плеча. Тепло чужого тела согревает его подмерзшую душу.
– Давай, – предлагает Неля.
– Что?
– Поплачься мне. То есть выскажи, о чем думаешь.
Он молчит, обнимая колени руками. Его голова опускается на ее острое неудобное плечо. Тиканье настенных часов в коридоре словно замедляется.
– У меня больше никого не осталось, – шепчет Демьян. Глаза увлажняются. – Егора нет, Самара ушла к Даниилу. Родители меня не замечают.
– А бог?
– Бог не отвечает на мои молитвы, – одинокая слеза катится по щеке, и он не смахивает ее. У него нет сил скрывать чувства.
Неля усмехается.
– Что смешного? – спрашивает Демьян севшим голосом.
– Ну, пока бог не отвечает, я могу побыть вместо него. Закрой глаза и расскажи, о чем обычно просишь в молитвах.
– Не знаю. Это как-то странно…
– А то, что ты несколько месяцев откармливаешь меня, хотя мы годами не общались, не странно?
Храмов пожимает плечами и закрывает глаза.
– Ладно. Твоя взяла. Дай подумать.
Он перебирает множество вариантов жалоб, бессчетное количество раз отправленных на небеса и оставшихся без ответа. Раньше, когда он о чем-то спрашивал бога, ему снисходило озарение. Это считалось ответом, отчего счастье переполняло. С того дня, как умер Егор, озарения пропали.
– Я не знаю, как это пережить, – бормочет Демьян.
– Что? Поясняй, пожалуйста. Я вместо бога, но я не телепат, – шепотом упрекает Неля.
– Егор умер, а я не смог ему помочь. Какой из меня друг, если ему было плохо, а я ничего не замечал?
– М-м-м…
– Это и есть твой ответ?
– Подожди. Я должна подумать, – Неля склоняет голову. – Демьян, чем ближе отношения между людьми, тем проще они закрывают глаза на проблемы друг друга. Вот, вспомни нашу с тобой дружбу: сначала ты отверг меня потому, что новообретенное общество мальчиков-первоклашек смеялось над тобой из-за дружбы с девчонкой, потом – когда увидел девочку поинтереснее меня. В центре между этими двумя событиями – твоя вынужденная дружба с Егором. Почему вынужденная? Потому что тебе было хорошо со мной, а из-за стыда пришлось выбрать друга наобум.
– Я… никогда не задумывался об этом.
– Вот так вот. А можно я тоже задам тебе вопрос?
– Валяй.
– Что было у Самары, чего не было у меня?
– Честно, не знаю. Загадка, может быть? К пятому классу я знал о тебе все. Мы даже на один горшок в садике ходили. Ты видела, как я бегал со спущенными штанами, я видел, как ты ковырялась в носу. У нас… было слишком много общего детства, наверное. А Самара… О ней я ничего не знал. Она была как туман войны…
– Чего-чего?