Раздолбай
Шрифт:
Демьян надевает очки для компьютера, и мир вокруг погружается в желтушный оттенок. Поджав колени к груди, он листает страницу в браузере. Егор создал профиль давным-давно и с тех пор ничего не менял. Все записи, фотографии, музыка и дурацкие комментарии Храмова остались на месте. Стена Егора Вконтакте такая же открытая, как и он сам.
Вместо времени последнего онлайна
Демьян доходит до граффити. Дурацкие кривые рисунки, нарисованные мышкой в тот день, когда Полосков заболел и остался дома. Болел он редко и в школу не ходил только тогда, когда случалось что-то по-настоящему серьезное. Когда Егор выздоровел, на его руке появились новые дорогие часы.
– Ого, какие крутые! Дай-ка посмотреть, – Храмов схватил его за запястье. Полосков тихо ойкнул, циферблат приподнялся над кожей и оголил след странного ожога. – Это ты где так умудрился?
– Да нигде, случайно, – Егор прикрыл часы ладонью и виновато улыбнулся. – Давай ты в следующий раз их посмотришь, а? И не здесь…
Демьян привык верить людям на слово и не сомневаться. Если человек просит оставить его в покое, то обычно он так и делал. Ковыряться в чужой душе, когда она того не ждет, слишком бестактно. Храмов иногда сомневался, что он родной сын в своей семье, потому что в ней про чувство такта вообще никто ничего не знал.
Теперь все стало очевидным: сначала странный ожог, потом его исчезновение… почему Егор все скрывал? Ну, у него явно были причины, если он выбрал не жизнь, а смерть.
Демьян задирает голову и смотрит в потолок. Вот бы можно было по нему постучать, чтобы сверху пришел ответ на все вопросы. Но в жизни ничего так легко не бывает. Остается только один путь: выяснить все самому. Может, тогда удушающее чувство вины отступит.
Под его наблюдением Неля ест сама. Твердую пищу ей нельзя, но то, что она вообще ест, уже прогресс. Испортить организм легко, а восстановиться очень сложно.
– Как долго ты будешь ко мне ходить? – Неля облизывает губы после бульона.
Демьян больше не готовит у нее дома, это делает ее мать. Они негласно сговорились: она следит за правильной диетой для дочери, а он заставляет Нелю съесть приготовленное.
– Пока не поправишься, – Демьян изображает небезразличие, хотя мысли витают где-то возле Самары.
Та с головой ушла в волейбол, и иногда он смотрел, как она играет. Она замечала это, но притворялась, будто ничего
– Когда ты сможешь стоять на ногах, мы пойдем в парк, – говорит Демьян, разглядывая одеяло Нели. На нежно-сиреневом фоне летают овечки, сжимающие копытцами полумесяцы. Вид у овечек блаженный. Наверняка под таким одеялом исчезают все тревоги.
– Вообще-то я стою на ногах.
– Ты знаешь, о чем я, – Храмов встает и расхаживает по комнате, разминая мышцы.
Когда-то давно, целую вечность назад, шкафы и столы здесь казались огромными, а теперь он легко мог подойти и открыть дверцы, не боясь, что ему на голову что-то выпадет. Тем, кто не знал семью Ухтабовых, было невдомек, что у них всегда на поверхности чистота, но стоит копнуть глубже, как вещей оказывается слишком много. Он приоткрыл дверцу и убедился, что Неля до сих пор не умеет распределять место. Ему в руки выскальзывают стопка тетрадей и блокнот. Наклейки на нем старые, но клей настолько добротный, что они продержатся еще лет сто.
– Тебя мама не учила по чужим шкафам не лазить? – хмурится Неля.
– Нет, – Демьян открывает блокнот и видит аляпистые детские рисунки; то тут то там наклейки с персонажами из мультфильмов и аниме.
Они с Нелей часто смотрели мультики у нее дома. До того как он подружился с Егором, она была единственным человеком в его ограниченной детской вселенной, олицетворяющим собой веселье и радость.
– Слушай, Нель, – Демьян помахивает раскрытым блокнотом, привлекая ее внимание. – Я хочу тебя кое о чем попросить…
Он давно думал об этом, но не знал, как подвести к теме.
– Эта прическа просто ужасна, – говорит Неля. Демьян приподнимает бровь. – Ты что, сам стригся?
– Ну… да. Сам.
– А до этого ходил с длинными патлами, потому что… – она внимательно следит за его взглядом. – Потому что боялся стричься? Только не говори, что ты до сих пор не отошел от той дурацкой выходки Лисова.
– В смысле… ты знала, кто меня остриг, и ничего не сказала? – Демьян забрасывает блокнот обратно в шкаф и едва не хлопает дверцей.
– Да это очевидно. Никто другой в классе не стал бы до тебя докапываться. Так что, ты боишься стричься?
– Вообще-то… – почесав отрастающие на затылке волосы, Храмов вздыхает: – Да. Не то чтобы я боялся именно стричься. Меня просто корежит, когда вижу ножницы. Когда слышу этот мерзкий звук клацающих лезвий. Ух, – его передергивает.
– Знаешь, в честь праздника я сделаю тебе подарок, – Неля слабо похлопывает ладонью по кровати. – Возьми ножницы и садись. Прямо передо мной. Они на столе лежат, под бумагой где-то.
Демьян понятия не имеет, о каком празднике она говорит. Сглотнув, берет ножницы, отдает Неле и садится. Она вытаскивает из комода простыню с таким же принтом, как на одеяле, и аккуратно обвязывает вокруг шеи Демьяна.
– Не туго? – ее дыхание щекочет ему ухо.
– Нет.
Он старается не смотреть на нее, ведь она ходит в коротких спортивных шортах и майке без лифчика. Кровать рядом и позади него прогибается. Коленки Ухтабовой упираются ему в спину.
– Есть какие-то пожелания?