Разъезд Тюра-Там

Ковтонюк Владимир Александрович

Геликоптер, несмотря на свою внушительную массу, закружился всё быстрее за несущим винтом, центробежная сила ударила Джулио и Элен о борт геликоптера и прижала их так, что у них не было сил пошевелить хотя бы пальцем.

«Значит, Билли не поверил мне и нашел кого-то другого», — это последнее, о чём успел подумать Тополино.

Обувной фабрикант давно уже обратил внимание, что к их разговору прислушиваются двое мужчин, сидевших неподалёку, но ближе к воде. Вдруг один из мужчин, тот, что постарше, обернулся:

— Простите,

но сближение с русскими мне представляется делом спорным. Этому не бывать! Никогда не бывать! Мы отучим этих русских совать нос туда, куда их не просят. Они не появятся больше ни над этим озером, ни в стране вообще. Мы позаботимся об этом. Им не помогут удержаться здесь даже такие люди, как вы, готовые за несколько долларов в свой карман продать интересы нации.

Фабрикант, опешивший перед таким натиском, дал бы этому человеку лет эдак не более шестидесяти от роду, загорелое, натренированное тело которого почему-то сразу наталкивало на мысль о его принадлежности к спецслужбам. Причём, не к интеллектуальной, а к их силовой составляющей.

— Ну-ка, приятель! — обратился незнакомец к своему спутнику. — Пойди, позвони тому русскому, что торчит в отеле в ожидании самолёта в Россию. Пожалуй, вот-вот наступит время взбодрить его!

— Сей момент, дядюшка Билли! — ответил тот, что помоложе.

Привыкший беспрекословно выполнять приказы, он послушно встал и, отряхнув песчинки, прилипшие к икрам ног, направился к телефонной будке, стоявшей неподалёку.

Ему пришлось долго ждать, пока на другом конце провода, наконец-то сняли трубку. «Похоже, парень там совсем впал в отчаяние», — подумал он и посмотрел на часы. Всё должно случиться буквально через несколько секунд.

Конечно, задание, которое, можно считать, он выполнил, было куда как менее опасно, чем бегать в атаку во Вьетнаме. А общественно-политический резонанс будет несоизмеримо сильнее.

Теперь он с ужасом вспоминал последний бой, после которого встретился с дядюшкой Билли. Тогда первым с лужайки, находившейся в центре Сайгона у воинской части морских пехотинцев Соединённых Штатов Америки, стартовал геликоптер «чинук». Вслед за ним в воздух дружно взмыла стайка из десяти открытых с боков «ирокезов». На полу «ирокезов», свесив ноги за борт, сидели американские морские пехотинцы вперемешку с вьетнамскими рейнджерами.

Хотя в начале пути полёт проходил над территорией, контролируемой Сайгоном, солдаты сразу же взяли винтовки М-16 наизготовку. Кроме этого, над касками солдат торчали стволы крупнокалиберных пулемётов, по одному с каждого борта «ирокеза».

При развороте на север беспорядочно взлетевшая группа «ирокезов» организованно построилась в правый пеленг, первенство в котором было отдано двухвинтовому, похожему на летающий вагон, «чинуку».

По бортам «чинука» на штампованных из алюминия откидных сиденьях разместилось несколько американцев, зажавших коленями свои автоматические винтовки.

Вьетнамец, державшийся за ручки крупнокалиберного пулемета, внимательно оглядывал местность под геликоптером

и время от времени двигал стволом в том направлении, которое казалось ему подозрительным.

Костяшки его пальцев побелели от напряжения.

Геликоптеры были посланы на помощь группе, пытавшейся отсечь путь к уходу на север крупному соединению Вьетконга. Эти проклятые коммунисты появлялись всегда неожиданно, даже в окрестностях хорошо охраняемых аэродромов, наносили ощутимые ракетные удары и бесследно исчезали, словно растворяясь в джунглях. А тут такая удача! Удалось заблокировать их отряд, но американский заслон с севера нёс значительные потери и требовал помощи.

Да и никто из летевших на выручку не хотел упускать своей выгоды. Всем им платили за каждого убитого вьетконговца. Немного риска, и перед тобой целая неделя беззаботной жизни в Сайгонских борделях. И единственное, что будет тогда щекотать нервы, так это нежелание подхватить изобретенную совместными усилиями сайгонских проституток и американских морских пехотинцев венерическую болезнь под названием «роза Сайгона».

Выстрелов можно было ожидать каждую секунду, и все же они грянули неожиданно. Майкл, сидевший ближе к пилотской кабине, вздрогнул от длинной пулемётной очереди, перекрывшей шум винтов. О пол геликоптера загремели стреляные гильзы.

Вьетнамцу удалось, наверное, кого-то подстрелить, потому что он радостно заржал, а из пилотской кабины показалось лицо лётчика, вопросительно смотревшего на вьетнамца.

— О кей! — прокричал вьетнамец, хотя прекрасно понимал, что лётчик его не слышит.

Повернув руку большим пальцем вниз, он показал её пилоту.

Тот понимающе кивнул, и геликоптер, закружился в левом вираже, подбирая удобную площадку для посадки. «Ирокезы» закружились вслед за «чинуком».

Цели теперь, по-видимому, были хорошо видны, потому что пулемёт заработал без остановки.

К счастью, Майкл не успел выпрыгнуть из геликоптера вслед за другими. Там, внизу поднялась такая жуткая стрельба, что и камыши, и заросли бамбука косило пулями, словно косами.

Геликоптер, освободившись от нагрузки, чуть взмыл, и отсюда, сверху, стали видны неисчислимые группы идущих в атаку вьетконговцев.

Майкл и пулемётчик, не прицеливаясь, стреляли по этим людям, похожим на детей в любом возрасте, но всё новые и новые их группы появлялись из джунглей, как бы возникая из ничего.

В такие минуты Майклу казалось, что он там, в России, а в атаку на него бегут многочисленные красные, которых он должен безжалостно уничтожать, потому что они отобрали у него родовое поместье.

Правда, во время Гражданской войны в России его ещё не было на свете, но был его отец, штабс-капитан царской армии, бежавший из России с остатками разбитой армии Врангеля.

Это многочисленные рассказы отца о том, как доблестно и безжалостно он воевал с «краснопузой сволочью» за своё поместье, за принадлежавшие ему по праву дворянина несколько гектаров земли, создали у Майкла впечатление, что он бывал в тех местах.