Разъезд Тюра-Там
Шрифт:
Получилось так, что переводчица получила место за столом как раз напротив Великанцева. Она, мило грассируя даже тогда, когда говорила русскую часть фразы, уверенно переводила то, что говорилось обеими сторонами в официальной части банкета. А говорилось, что местные власти благодарны могучему Советскому Союзу, он снова пришёл на выручку Франции, как это не раз было в истории взаимоотношений между двумя странами, что французская сторона сделает всё от неё зависящее, чтобы русские соколы ни в чём не нуждались.
Постепенно, с ростом числа
Гарнеев, бывавший за границей много раз, свободно беседовал с представителем властей, а Петра — с французом по имени Мишель.
Они двигались между разбившимися на пары французскими и русскими мужчинами с потными лицами, что-то объяснявшими или доказывавшими друг другу, под непонятный, мурлыкающий напев, который Великанцев не смог бы назвать ни танго, ни фокстротом, ни твистом.
— Биг мен! — восторженно тыкал в грудь нашего штурмана Нестеренко маленький, толстенький и очень лохматый француз итальянского происхождения.
— А вот я, к примеру, не знаю итальянского языка в принципе, — чуть ли не стучал себя в грудь Нестеренко, убеждая представителя французской стороны. — А кличку запросто прилеплю тебе на итальянском! Скажи мне, ты итальянец?
— Си, си, итальяно! — отвечал тот и согласно кивал головой.
Они общались так громко и экспрессивно, что к ним стали прислушиваться остальные.
— Тополино! — торжествующе объявил Нестеренко под одобрительный гул.
— Мышонок! О, теперь так будут звать не только его, но и его детей! — перевела Элен то, как оценил прозвище француз по имени Патрицио. — Но вы ведь знаете, мсье Борис, что ваш Гоголь сказал нечто подобное ещё в прошлом веке.
— Я знаю то, что у французов всегда был свой путь в лёгкой музыке, — ответил Великанцев, придерживая её правой рукою за талию. — Как бы вы назвали этот танец — медленный фокстрот, танго?
— О, нет, — ответила она. — Это просто песня такая. Это французский шансон.
— Уж не Ив ли Монтан поёт?
Великанцев вспомнил, как в конце пятьдесят шестого года в Москву приехал этот известный французский актёр со своей женой Симоной Синьоре. Студенты тогда на всех вечеринках распевали: «Когда поёт Иван Монтан, пустым становится студенческий карман, и сокращаются расходы на питанье, когда поёт Иван Монтан». Когда же компания достигала потребной их душам кондиции, в ход шёл другой, куда более похабный напев: «Сиськи во! Жёпа, как абажюр, я совсем не тужю, что на тебе лежю…» Ну, и так далее. Разумеется, Великанцев, держа в руках такую красавицу, не стал распространяться об этом.
Он медленно, не зная предстоящей реакции, но действуя так, чтобы не вызвать преждевременного гнева, приподнимал пальцами правой руки край кофточки у неё на спине. И когда его пальцы
«О, какая она заводная. Что значит француженка! — с восторгом подумал Великанцев. Ему была очень лестна её реакция. — Такая смугленькая, несмотря на европейские черты лица. Не иначе, у неё в роду кто-то был туземцем. У них, французов, это модно, всякие там колонии».
— Как думаете, обойдутся тут без нас? — спросила она его.
— О, мадмуазель, уверен, переводчик им, по крайней мере, на сегодня, уже не нужен.
— В таком случае, беру на себя смелость пригласить вас на прогулку по морскому побережью. У меня тут недалеко припаркован автомобиль.
К удивлению Великанцева, средиземноморское побережье Франции оказалось очень похожим на Кавказское побережье Чёрного моря. Разве что дорога была более ухоженной да сглажены мостами дальние заезды в русла ручьёв с крутыми поворотами в глубине ущелья, называемые у нас на Кавказе «тёщиными языками».
Роль пассажира у такого юного и прехорошенького водителя, какой была Элен, для Великанцева была необычной. В Советском Союзе с его проблемными дорогами, отсутствием сервиса и дефицитом автомобилей женщина за рулём редко встречалась.
Здесь же, во Франции, автомобиль давно перестал быть роскошью, и выполнял изначальное предназначение, как средство передвижения.
Обычно водители, попадая на пассажирское сиденье, начинают тормозить, едва не проваливая ногой пол кабины, если манера езды сидящего за рулём окажется несколько иной. Им кажется, что уже давно пора тормозить, в то время, как тот всё ещё жмёт на акселератор.
Элен же вела машину уверенно, и её манера вождения ничем не отличалась от манеры вождения, какую имел Великанцев, поэтому он любовался морем, пейзажами и, разумеется, коленками Элен.
Перехватив его взгляд, она на одном из поворотов свернула на незаасфальтированную узкую дорогу, которая очень скоро вывела их «пежо» на уютную полянку, окруженную со всех сторон лесом. Посередине полянка была украшена небольшим прудом.
Элен остановила машину той стороной к лесу, где сидел Великанцев. Она вышла из машины и, оставаясь спиною к ней, взялась за подол платья и потянула его вверх.
Великанцев с пересохшим от волнения ртом наблюдал, как появились её загорелые бёдра и ягодицы. Ему показалось, будто она без трусиков, но это было не так. По её талии шла узкая полоска ткани, от которой посередине уходила вниз, исчезая между ягодицами, такая же узкая полоска.
На ней не было и лифчика. Когда она на мгновенье развернулась, чтобы швырнуть платье на сиденье машины, Великанцев увидел её небольшую грудь, и без лифа хорошо державшую изысканную форму.
Она, видимо, бывала довольно часто на этой полянке, потому что разбежалась в известном ей направлении и, оттолкнувшись от берега, в красивом полёте, выдававшем в неё спортсменку, нырнула.