Разгадай меня
Шрифт:
Кенджи кивает и говорит:
— Верно. Да-да, я чуть сам об этом не забыл. — Пауза. — В этом есть какой-то смысл.
— Ты стрелял ему в ноги? — округленными от удивления глазами Джеймс таращится на Кенджи.
Тот прокашливается, но при этом старается не смотреть в мою сторону. Странно, почему он решил выгородить меня таким образом. И почему он считает, что лучше не говорить правду в этом случае.
— Ага, — кивает он и зачерпывает ложкой еду.
Адам глубоко вздыхает. Закатывает рукава, изучает концентрические круги на предплечьях, военные воспоминания
— Но почему? — спрашивает Джеймс Кенджи.
— Что «почему», малыш?
— Почему ты не убил его? Почему только прострелил ноги? Разве не ты говорил, что он самый плохой? Это ведь он причина всего того, что происходит сейчас.
Кенджи молчит некоторое время. Тычет ложкой в еду. Наконец кладет ее в миску. Жестом приглашает Джеймса подсесть к себе поближе. Я немного отодвигаюсь, чтобы освободить для него место.
— Иди сюда, — говорит он Джеймсу, притягивая его к своему правому боку. Джеймс обхватывает Кенджи за пояс, а тот положил ладонь ему на голову и слегка ерошит мальчишке волосы.
Я и не знала, что они настолько близки друг другу.
Я постоянно забываю, что они все трое живут в одной комнате.
— Ну хорошо. Ты готов получить небольшой урок? — спрашивает Кенджи Джеймса.
Тот кивает.
— В общем, дело обстоит вот как. Касл всегда учит нас, что нельзя просто так взять и оторвать голову у кого-то, понимаешь? — Он задумывается, словно пытается подобрать подходящие для мальчика слова. — Ну, например, вот если мы убьем вождя врагов, что тогда произойдет? Что случится?
— Мир во всем мире! — тут же отвечает Джеймс.
— Неправильно. Начнется массовый хаос. — Кенджи недовольно качает головой. Трет кончик своего носа. — А с хаосом куда сложнее сражаться.
— Тогда как же победить?
— Вот! — продолжает Кенджи. — В этом-то и состоит вопрос. Мы можем разделаться с лидером оппозиции только тогда, когда у нас будет готов новый лидер, способный занять место старого. Людям нужен кто-то такой, кто сможет их объединить, верно? А мы к такому повороту дел еще не готовы. — Он пожимает плечами. — Эта битва шла против Уорнера, а разделаться с ним можно было бы и сразу. Но уничтожение Андерсона могло привести к полной анархии по всей стране. А анархия означает то, что кто-то еще, может быть гораздо хуже Андерсона, мог быстро занять его место еще раньше нас.
Джеймс говорит ему что-то в ответ, но я не слышу его слов.
На меня внимательно смотрит Адам.
Он смотрит на меня и не пытается скрывать этого. Он не отворачивается. Он не произносит ни единого слова. Его взгляд скользит от моих глаз чуть вниз, задерживается на губах немного дольше, чем следовало бы. Наконец он отводит глаза, но лишь на секунду. В следующее мгновение он опять смотрит на меня. Теперь его глаза стали глубже. И в них читается голод.
У меня начинает болеть сердце.
Я вижу, как передвигается его кадык. Как вздымается и опускается его грудь. Я вижу напряженную линию его нижней челюсти и подбородка. Я замечаю и то, как неподвижно он сидит. И при всем этом он не говорит, он ничего не говорит.
— Умница! — Кенджи покачивает головой и смеется над какими-то словами Джеймса. — Ты знаешь, я ведь не совсем то имел в виду. Впрочем, — вздыхает он, — мы с таким безумием еще не научились справляться. Мы разделаемся с Андерсоном только тогда, когда будем готовы захватить власть сами. Это единственный способ поступить правильно.
Адам резко поднимается со своего места. Он отодвигает миску с едой, к которой так и не прикоснулся, и прокашливается. Смотрит на Кенджи.
— Значит, вот почему ты не убил его, когда он находился прямо перед тобой.
Кенджи в смущении чешет затылок:
— Послушай, приятель, если бы я знал, что…
— Забудь об этом, — обрывает его Адам. — Ты сделал мне одолжение.
— В каком смысле? — удивляется Кенджи. — Эй, дорогой мой, ты куда это собрался…
Но Адам уже выходит из столовой.
Глава 47
Я следую за ним.
Я иду за Адамом по пустому коридору, ведущему от столовой, хотя при этом понимаю, что мне не следует этого делать. Я понимаю, что не должна была с ним так говорить, что не нужно поощрять свои чувства к нему, но теперь я обеспокоена. И не могу с собой совладать. Он уходит в себя, удаляется в мир, куда я не могу проникнуть, и я его в этом не виню. Я только могу представить себе, что именно он испытывает сейчас. То, что он недавно узнал, могло бы свести с ума более слабого мужчину. Но хотя в последнее время мы научились неплохо работать вместе, именно из-за бесконечных стрессовых ситуаций у нас с ним и не оказалось времени для выяснения личных отношений.
И мне очень важно знать, что с ним сейчас все в порядке.
Я просто не могу перестать заботиться о нем.
— Адам!
При звуке моего голоса он останавливается. И напряженно застывает на месте от изумления. Он поворачивается, и я вижу, как меняется выражение его лица от надежды до смущения, переходящего в волнение. Все это происходит за считанные секунды.
— Что случилось? — спрашивает он. — Все в порядке?
Неожиданно он встает передо мной во весь свой рост, и я утопаю в воспоминаниях и чувствах, которые я и не старалась забыть. Я пытаюсь вспомнить, о чем же я хотела с ним поговорить. И почему вообще я сказала ему, что мы не можем быть вместе. Почему я должна отказываться хотя бы от нескольких секунд полного счастья в его объятиях? Но тут он повторяет:
— Джульетта, что с тобой? Что-то произошло?
Мне очень хочется ответить, что, да, произошло нечто ужасное, и мне плохо, очень плохо, я так устала, и мне хочется упасть в твои объятия и замереть, забыть обо всем остальном мире. Но вместо этого мне удается посмотреть ему в глаза и встретиться с ним взглядом. Его глаза такие темные, такого особого синего оттенка, который может преследовать тебя всю жизнь.
— Я волнуюсь за тебя, — говорю я.
И тут же его глаза меняются, они становятся другими, отстраненными. Он издает вымученный смешок и говорит: