Разгадай меня
Шрифт:
— Сэр… — снова пытается произнести что-то вразумительное посланник и одновременно отдышаться. — У нас возникло… затруднительное положение.
— Говори внятно — сейчас не время что-то скрывать, раз уж у вас там что-то произошло…
— Это не связано с тем, что происходит там, наверху, сэр, просто… — Он на секунду бросает на меня взгляд. — Наш… гость… он… он больше не сотрудничает с нами… он… доставляет охранникам массу неприятностей…
— Каких еще неприятностей? — Касл прищурился, и его глаза стали похожи на две щелочки.
— Ему
— Джульетта!
Только не это.
— Нам требуется ваша помощь, — говорит Касл, не глядя на меня. — Я понимаю, что вам этого не хочется, но вы единственная, кого он выслушает, а нам сейчас нельзя ни на что отвлекаться. Только не теперь. — Голос его, такой напряженный, такой взволнованный, что кажется, еще чуть-чуть — и он его сорвет. — Пожалуйста, сделайте все возможное, чтобы сдержать его, а когда поймете, что положение стало безопасным, мы впустим к нему одну из наших девушек. Попробуем успокоить его, но так, чтобы она при этом сама не оказалась в опасности.
Мои глаза устремляются на Адама почти случайно. Похоже, его тоже не слишком радует подобная перспектива.
— Джульетта, — Касл крепко стискивает зубы, — прошу вас, идите.
Я киваю и поворачиваюсь к двери.
— Всем подготовиться. — Слышу я голос Касла уже на выходе из кабинета, но голос его звучит слишком мягко для тех слов, которые он произносит потом: — Если только нас не обманули, завтра Верховный главнокомандующий будет убивать без разбора всех гражданских, а мы не можем знать наверняка, что Уорнер нас дезинформировал. Выступаем на рассвете.
Глава 54
Охранники впускают меня в комнату Уорнера без слов.
Я быстро оглядываю помещение, которое теперь стало частично меблированным. Сердце у меня бьется громко и очень уж быстро, кулаки сжаты, кровь шумит-шумит-шумит в ушах. Что-то не так. Что-то тут случилось. Но вчера вечером, когда я уходила отсюда, с Уорнером было все в полном порядке. Я не могу даже представить себе, что могло так сильно повлиять на него и свести его с ума, но мне все равно страшно.
Кто-то принес ему сюда стул. Теперь понятно, как он мог повредить стальную дверь, да так, что там появилась вмятина. Нельзя было приносить ему стул, ни в коем случае.
Уорнер сидит на нем, спиной ко мне. С того места, где я сейчас стою, видна только его голова.
— Ты вернулась, — произносит он.
— Конечно, я вернулась, — отвечаю я, приближаясь к нему буквально на несколько сантиметров. — Что случилось? Что-то случилось?
Он смеется. Проводит пятерней по волосам. Смотрит в потолок.
— Что же произошло? — Я серьезно озабочена его состоянием. — Ты… что-то случилось с тобой? Ты в порядке?
— Мне надо убираться отсюда, — говорит он. — Я должен уйти. Я не могу здесь больше оставаться.
— Уорнер…
— Ты знаешь, что он мне сказал?
Тишина.
— Он только сегодня утром был здесь. Пришел сюда и заявил, что хочет поговорить со мной. — Уорнер снова смеется, на этот раз очень, очень громко. Качает головой. — Он сказал мне, что я могу измениться. И еще, что я могу стать другим, любовь моя. Он сказал, будто верит, что я смогу стать другим, если только сам захочу этого.
Вот что сказал ему Касл.
Уорнер встает, но не поворачивается, и я вижу, что он без рубашки. Ему сейчас даже все равно, что я вижу его шрамы на спине и татуировку «ЗАЖГИ». Волосы у него растрепаны, падают на лицо, штаны застегнуты на молнию, но пуговица все равно осталась расстегнута. Таким неряшливым и неухоженным я его еще не видела. Он прижимает ладони к каменной стене, вытягивает руки. Его туловище изгибается, как лук. Он нагнул голову вниз, как будто приготовился к молитве. Все его тело напряжено, я отчетливо вижу выпуклые бугры мускулов. Одежда сложена в стопку на полу, матрас лежит посреди комнаты, а стул, на котором он только что сидел, стоит возле стены. Он смотрит в никуда, и мне ясно только одно: он начинает сходить с ума.
— Ты можешь в это поверить? — спрашивает он все еще не глядя на меня. — Ты можешь поверить в то, что вот я проснусь в один прекрасный день и пойму, что стал другим? Я пою радостные песни, раздаю деньги беднякам и умоляю мир простить меня за то, что я успел натворить? Ты считаешь, такое возможно? Ты думаешь, что я могу измениться?
Наконец он поворачивается ко мне. Его глаза смеются, его глаза похожи на изумруды, сияющие в свете заходящего солнца, а губы кривятся в усмешке, которую он тщетно пытается подавить.
— Как ты думаешь, я могу стать другим?
Он делает несколько шагов в мою сторону, и я не знаю почему, но это сильно влияет на мое дыхание. И еще я никак не могу найти нужные слова, чтобы ответить ему.
— Это всего лишь вопрос, — говорит он и оказывается прямо передо мной, а я не могу понять, как это случилось. Он все еще смотрит на меня. Его взгляд сосредоточен, но глаза при этом такие волнующие и ясные, и в них сверкает нечто такое, что я никак не могу определить.
Мое-сердце-оно-никак-не-остановится-оно-бьется-все-быстрее-и-быстрее-и-быстрее.
— Говори, Джульетта. Мне очень хочется узнать, что же ты в действительности думаешь обо мне.
— Почему? — Из моего горла слышен только слабый шепот, да и то это лишь попытка потянуть время.
Уголки губ Уорнера поднимаются вверх, а потом эти губы чуть-чуть приоткрываются и словно вторят его удивительному и странному взгляду. Он ничего не отвечает мне. Он не произносит ни слова. Он только подходит еще ближе, изучая меня, а я застыла на месте, и во рту у меня застревает секунда за секундой его молчания, а я борюсь с каждой клеточкой своего тела, с каждой дурацкой молекулой за то, чтобы меня так не влекло к нему.