Разгадай мою смерть
Шрифт:
Отец вернулся во Францию, не пообещав звонить или навещать нас. Довольно честный поступок — не давать обещаний, которые не сумеешь сдержать. Я сознаю, что он меня любит, однако в повседневной жизни его рядом не будет. Получается, мы с мамой остались совсем одни и от этого, став еще дороже и ближе друг другу, должны постараться играть не только свои роли, но и заменить ушедших — тебя, Лео, отца; найти в себе силы расшириться в момент наибольшего сжатия.
Я положила цветы на твою могилу, которую не видела со дня похорон. Глядя на холмик земли, я поняла, к чему все шло — мои походы в полицию
Я повернулась к могиле Лео и положила на нее открытку с Экшнменом. По-моему, для восьмилетнего мальчика в самый раз. Я никогда не прибавляла ему лет. Рядом с открыткой уже лежала коробка с маминым подарком. Она сказала, что это радиоуправляемый вертолет.
— Как ты выяснила, что у Лео муковисцидоз? — спросила я.
Она говорила, что узнала о болезни еще до того, как проявились какие-либо симптомы, но ведь они с отцом не догадывались о своем носительстве, так с чего вдруг мама решила поехать с сыном на анализ? Задаваться мысленными вопросами стало моей привычкой — даже здесь, у могилы Лео, даже в его день рождения.
— В раннем детстве, когда твой брат плакал, я целовала его личико, и слезы на вкус были очень солеными, — начала рассказывать мама. — Я вскользь упомянула об этом в беседе с педиатром. Оказалось, что соленые слезы — симптом муковисцидоза.
Мы с тобой тоже плакали, но нас она не целовала, помнишь? А я не забыла то время, когда еще целовала, — до того, как почувствовала соль в слезах Лео.
Я перевела взгляд со старой могилы Лео на твою, совсем свежую, и осознала, что этот контраст отражает разницу в моей скорби по каждому из вас.
— Я определилась с надгробием, — сообщила мама. — Хочу, чтобы здесь стоял ангел — такой большой, из камня, с распростертыми крыльями.
— Ей понравился бы ангел.
— Да уж, ее бы это позабавило.
Мы обе слабо улыбаемся, представляя твою реакцию на каменного ангела.
— А вот нашему Ксавье ангел действительно пришелся бы по душе, — продолжила мама. — Для ребенка ангел — подходящий образ, правда? Не слишком сентиментальный.
— Пожалуй.
На самом деле сентиментальной стала мама. Каждую неделю она приносила нового плюшевого мишку на замену промокшему и испачканному. Она немножко стеснялась этого, самую чуточку. Прежнюю маму подобное проявление дурного вкуса привело бы в ужас.
Я опять вспомнила тот диалог, когда я советовала тебе рассказать маме о беременности. В памяти всплыло окончание разговора, подсознательно забытое мной раньше.
— У тебя еще остались трусики с вышитыми на них днями недели? — спросила ты.
— Не увиливай от ответа! Между прочим, трусики-«недельки» я получила в подарок в девятилетнем возрасте.
— И что, вправду надевала их по графику?
— Она будет очень обижена, если ты ей не расскажешь.
Ты неожиданно посерьезнела.
— Она
Ты проявляла доброту, ставила любовь превыше истины. Раньше я этого не понимала, думала, что ты просто ищешь себе оправданий. Увиливаешь от ответа.
— Би, я обо всем расскажу ей после того, как малыш родится. Когда она уже полюбит его.
Ты никогда в этом не сомневалась.
В керамический горшок у твоей могилы мама посадила розу сорта «Мадам Альфред Карьер».
— Это на время, пока не привезут ангела, а то здесь совсем голо.
Я набрала воды в лейку, чтобы полить розу, и вспомнила, как ты, совсем кроха, семенила за мамой, в одной руке сжимая миниатюрные грабельки, а в другой — семена, надерганные с других растений, кажется, с водосбора.
— Тесс любила копаться в земле, правда? — обратилась я к маме.
— С самого детства, — кивнула та. — А вот я увлеклась цветоводством только после тридцати.
— И что же тебя побудило?
Я просто поддерживала легкую беседу, чтобы помочь маме развеяться. Она всегда с удовольствием разговаривала о растениях.
— Когда я бросала в землю семечко, из него вырастало нечто такое, что с каждым днем становилось все красивее и красивее. А со мной происходило наоборот, — вздохнула мама, пощупав пальцами почву вокруг розы. Под ногти забилась земля. — Не стоило переживать из-за утраты привлекательности, а я переживала, и сильно. Это началось еще до того, как умер Лео. Мне недоставало той доброты и предупредительности, с какой окружающие относятся к красивым женщинам, ведь я была хороша собой. Электрик, приходивший чинить проводку, или таксист — все почему-то грубили. Мужчины, которые прежде охотно оказывали мне небольшие услуги, держались угрюмо и недоброжелательно, словно знали, что раньше я была очень хорошенькой, можно даже сказать, красивой, а теперь моя красота увяла, и они не хотели смотреть на старуху. Они как будто упрекали меня…
Я слегка растерялась от такого поворота, но лишь слегка. «Стрельба с бедра» стала для меня уже почти привычным стилем разговора. Мама провела по лицу рукой, на щеке остался грязный след.
— А потом начала подрастать Тесс, прелестная и невинная. Она даже не догадывалась, сколь щедры к ней люди благодаря ее красоте.
— Тесс никогда не пользовалась своей привлекательностью.
— Да в этом и не было нужды. Мир распахнул перед ней все двери, и она с улыбкой шагала по жизни, думая, что так будет вечно.
— Ты ей завидовала?
Задумавшись, мама отрицательно покачала головой:
— Это нельзя было назвать завистью, просто, глядя на нее, я видела, во что превратилась сама. — Она внезапно умолкла, потом произнесла: — Я немножко пьяна. Если честно, позволяю себе опрокинуть стаканчик в день рождения Лео. И в годовщину его смерти. А теперь добавятся еще Тесс и Ксавье, да? Так и спиться недолго.
Я крепко стиснула ее ладонь.
— Тесс всегда приезжала ко мне в день рождения Лео, — сказала мама.