Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Флеминг Ян

— Живого? — переспросила девушка, вся напрягшись.

— Да. Сейчас он в госпитале. Я попрошу навести справки. — В голосе Аренского не чувствовалось готовности действовать. Наряду с другими неприятностями, которые принес визит девушки, его раздражало то, что теперь он был вынужден пересмотреть свое мнение о значимости ночного пожара. Он заставил себя продолжить анализ.

— В вашем рассказе имеются и другие элементы фантастики. Взять хотя бы предположение — выдвинутое, конечно же, Бондом — о том, что правительство КНР готовит против нас заговор. Я знаю, сейчас модно считать, что главной угрозой миру в наши дни выступает Кита», а не капиталистический Запад. Не секрет, наши лидеры сурово критикуют допущенные Китаем промахи на идеологическом

фронте. Но было бы совершенно не по-марксистски приходить к скоропалительному выводу о том, что их гордыня, амбиции и зависть к успехам СССР толкнет к насильственному срыву нашей конференции, которая должна открыться завтра ночью. Это обыкновенный бандитизм. Бандитизм того же рода, с каким вы уже сталкивались дважды, только большего масштаба. А терроризм — это оружие из арсенала поджигателей войны с Запада… Милая девочка, — Apенский вновь попытался улыбнуться, — ключом ко всему этому делу является личность самого Бонда. Я много о нем наслышан. Он участвовал в террористических акциях в Турции, во Франции, в Карибском регионе. Совсем недавно он совершил двойное убийство в Японии на почве личной мести. Он опасный международный преступник. Россказнями о похищениях и злых китайцах он ловко вовлек вас в свои планы, великолепно воспользовавшись романтичностью вашей натуры. О том, кто является его истинными противниками, едва ли стоит ломать голову. Скорее всего, это какая-нибудь соперничающая группировка из Америки. Наши же интересы лежат в иной плоскости.

— Можно задать вопрос, товарищ генерал? — Впервые за все время беседы в голосе Ариадны прозвучало нечто, отдаленно напоминающее уважение.

— Конечно, товарищ.

— Каким образом ваша версия объясняет гибель мистера Гордиенко и двух его помощников, а также уверенность мистера Гордиенко, что в афинском отделении орудует предатель?

— На самом деле тут два вопроса, но мы рассмотрим оба. Гордиенко и его люди были убиты, так как соперничающая банда хотела заполучить Бонда, а Гордиенко препятствовал им. Очень жаль, но ничего загадочного тут нет. Мысль Гордиенко о предателе… что ж… — генерал сделал маленькой холеной ручкой неопределенное движение. — Я, конечно, уважаю Петра, но он был далеко не самым способным сотрудником. И к тому же слишком долго он здесь пробыл. По вашим словам, в системе безопасности образовалась брешь. Утечка. Гордиенко допустил ошибку, но не знал, какую и в чем. Что может быть естественнее в такой ситуации, как ни выдумать предателя и ни свалить всю ответственность на него?

— Понимаю. Вы мне все объяснили. Но скажите, почему же тогда, раз никакого предателя нет, мое сообщение, переданное через посольство в Афинах, не дошло до вас?

Аренский вздохнул.

— Вы же говорили, что не знаете, с кем разговаривали. Разумеется, попался вам какой-нибудь младший служащий, может быть, даже грек, который попросту не понял ваших осторожных намеков, ушел обедать и обо всем забыл. Ваше рвение достойно похвалы, но я уверен: нам станет все известно из газет, как только их доставят. Будет интересно посмотреть, что в них написано обо всем этом… Вот вам и объяснение. И таких объяснений можно привести с полдюжины. Ну, а ваше объяснение должно непременно включать таинственного предателя?

— Выходит, что да…

— Похищения, китайские террористы, предатели — что еще? — голос Аренского принял деловой тон, генерал устал давать разъяснения. — Теперь я познакомлю вас с планом наших действий. Мне Бонд нужен здесь. Ясно, что он что-то задумывает против нашей конференции. Имея в качестве союзников этого грека-головореза, да чумазого мальчишку, он не может рассчитывать на успех. У нас достаточно средств, чтобы отбить нападение даже небольшого военного корабля. Думаю, я вправе сказать, что учел все. — На лице генерала появился намек на улыбку. — Но Бонд все же может доставить нам определенные хлопоты. Пока делегаты не разъедутся, его следует нейтрализовать.

— Могу я чем-нибудь помочь, товарищ генерал…

— Да,

товарищ Александру, и весьма многим. Как я понимаю, вы вступили в связь с нашим мистером Бондом? — Аренскому удалось почти полностью подавить в своем голосе нотки того отвращения, которое вызывала в нем одна мысль об этом.

— Да, и он не бросит меня.

— Он от вас без ума?

— О, да. Я могу оказывать на него большое влияние.

— Тем лучше, — Аренский просиял. — Убедите его прийти сюда для беседы. Скажите ему, что меня эта история глубоко заинтересовала, и что мне нужна его помощь. Передайте ему, что я даю честное слово в том, что он в любой момент волен беспрепятственно уехать. Какие доводы привести, вы сами прекрасно знаете. Ясно?

— Совершенно ясно, товарищ генерал, — сказала девушка, поднимаясь. — Постараюсь доставить его возможно скорее, но вы должны дать мне немного времени.

— Безусловно, — генерал тоже поднялся.

— Расскажите, как вам удалось убедить его отпустить вас сюда?

— Точно так же, как я собираюсь заставить его прийти к вам.

— Хорошо, хорошо, — заторопился Аренский, но вспомнил о своих обязанностях хозяина. — Не желаете ли выпить чего-нибудь на дорожку?

— Благодарю вас. Но чем быстрее я вернусь, тем лучше.

— Мы сделаем из вас настоящего марксиста. Разрешите выразить вам свою благодарность за ваши услуги.

Девушка признательно улыбнулась и с пафосом ответила:

— А мне, товарищ генерал, разрешите поблагодарить вас за то, что вы по-научному растолковали мне положение и не ругали меня за то, что поверила вражеским козням. Пусть это станет мне уроком.

Аренский поклонился. Он считал ее типичной балканской шлюхой — глупой, сентиментальной, падкой на приключения с душком уголовщины, но ее решительность и готовность исправить ошибки обнадеживала. Не забыть отметить ее в рапорте.

— О ревуар, товарищ Александру. Надеюсь вновь скоро вас увидеть.

Оставшись с собой наедине, он принялся с хмурым видом мерить шагами комнату. Ему пришла в голову мысль, что предположение о возможном нападении китайской агентуры отнюдь не лишено оснований. Из сводок следовало, что стареющий Мао Цзе-дун впал в последнее время в опасное настроение. А если вспомнить о хунвейбинах, новой волне враждебности по отношению к иностранцам… Но вскоре лоб генерала разгладился. Похоже, он попал под магию фантазии. Открытая террористическая акция такого масштаба, да еще в мирное время просто немыслима, даже принимая во внимание крайний, безответственный нео-сталинизм китайского руководства. Однако кое-какие вопросы необходимо решить немедленно.

Он подошел к столу и нажал маленькую бронзовую кнопку звонка. Вошел Милый.

— Ступай в радиоузел, надо, не теряя времени, связаться с Афинами. Через пару минут я подойду к наушникам.

— Но ведь тогда мы обнаружим радиоточку! Аре некий сжал свои маленькие кулачки. Когда-нибудь этот раздолбай сведет его с ума. Генерал утрированно терпеливым тоном продолжал:

— Да, Милый, обнаружим радиоточку. Именно. А теперь ступай и выполняй приказание! И пусть один из грекоз — толстяк — сходит в госпиталь и все разузнает о… нет, пусть лучше придет ко мне.

Грек пришел, получил инструкции и был отпущен с обычной для Арийского вежливостью. (Оказавшись за дверью, грек не замедлил сделать традиционный жест из пяти пальцев, означающий в этих местах грубое «совсем свихнулся».) После этого генерал поднялся в крошечную раскаленную клетушку на верхнем этаже, где помещалась радиостанция и телесвязь с Афинами и Пловдивом, через которую, при необходимости, можно было установить связь и с Москвой. Этим каналом разрешалось пользоваться только в чрезвычайных ситуациях, когда решались вопросы войны и мира. Комнатка провоняла потом и дешевыми русскими папиросами. Большую часть пространства, остававшегося от серого эмалированного передатчика, занимала разобранная постель. Аренский вынул надушенный одеколоном шелковый платок и начал дышать через него.