Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Флеминг Ян

— К тому же, — добавил Бонд, — если твои учителя по-прежнему внушают тебе, что враг номер один — это Соединенные Штаты, то им следовало бы освежить свои теории. В Кремле-то прекрасно отдают отчет в том, что угроза теперь исходит не с Запада, а с Востока. Я полагал, что ты это знаешь.

Ариадна залилась краской. Обдав Бонда полным негодования взглядом, она проговорила все с теми же нотками вызова:

— Что ж, может быть, ты и прав. Не знаю. — Затем, обернувшись к Лицасу, она продолжала. — Но не надо говорить мне об опьяневших от крови коммунистах.

Это звучит, как цитата из… института Линдона Джонсона!

Бонд усмехнулся. Лицас разразился громоподобным хохотом и шлепнул

Ариадну по ляжке. На мгновение все трое испытали чувство глубокого взаимопонимания и простого, искрящегося веселья. Но через секунду все прошло. Бонд отпил небольшой глоток узо и продолжил анализ.

— Что меня действительно тревожит, — голос его был тих, — так это неоправданная жестокость, беспощадность… фанатизм, с которыми противник взялся за дело, и это не может не наводить на мысль, что маленькая перестрелка не исчерпывает всей операции, а является лишь прелюдией к чему-то более масштабному. Прикинем реально, как могут развиваться дальнейшие события, не пренебрегая даже крайними вариантами. Пункт первый: Британским интересам нанесен непоправимый ущерб; престиж России поколеблен — ведь она даже не смогла обеспечить безопасность делегатов конференции, которую сама же и организовала; плюс ко всему, грубо нарушен суверенитет Греции. Китайское влияние начинает распространяться на восточное Средиземноморье. Пункт второй: китайцы проникают в арабский мир и в Африку. Домыслить, как выглядит пункт третий, уже не сложно.

Наступила пауза. «Альтаир» все так же размеренно и целеустремленно шел вперед. Лицас вновь наполнил стаканчики.

— Игра, спору нет, идет по-крупному, — сказал он и сел. — Теперь давайте конкретно. Каким образом желтолицые намереваются атаковать? С моря или с суши? Или, может быть, с воздуха? Две-три бомбы, и от острова мокрого места не останется.

— Насчет нападения с воздуха я… — тут Бонд покачал головой. — В этом случае им пришлось бы устроить катастрофу самолета где-нибудь поблизости, а с катастрофами шутить опасно. Нужно каким-то образом эвакуировать пилота — конечно, уничтожить его им ничего не стоит, но как на это посмотрит пилот? Если обрушить самолет на остров, то создается риск, что все вокруг выгорит до неузнаваемости, и подкинуть ложные улики будет невозможно. Если — в море, то осечка станет еще более вероятной. Наверное, можно продублировать самолет — одна машина атакует, другая терпит аварию, но с таким раскладом риск лишь удесятерится. Нет, мне кажется, вариант нападения с воздуха пока можно отбросить. Теперь суша. Нико, ты хорошо знаком с местностью?

Лицас прищурился и глубоко вздохнул.

— Пытаюсь вспомнить… Эта часть острова довольно-таки запущена. Местами даже никогда не обрабатывалась. Огромные валуны, густой кустарник. Передвигаться сложно, но лучшего укрытия не придумаешь. Если ты не дурак и знаешь свое дело, то можно спрятать хоть целый взвод.

— Что ж, тоже звучит не особенно обнадеживающе, — рассуждал Бонд. — Чтобы наделать шуму, простого стрелкового оружия явно недостаточно, требуется кое-что посолиднее. Хоть какая-то артиллерия, если подступы действительно так затруднены, как ты описал.

— Вроде противотанковых гранатометов… как их там, базук?

Бонд снова покачал головой.

— Вряд ли. Максимум, что они могут сделать, так это порвать танку гусеницу. Я думаю… вот если подобраться к окну… Но для этого нужно подойти чертовски близко. Конечно, ядерный заряд решил бы вопрос однозначно, хотя остается проблема его доставки. В целом, нападение с моря я считаю наиболее вероятным. Это все, что мы сейчас можем сказать. А пока нам остается лишь продолжать путь.

Внезапно в голосе Бонда, в его манере держаться произошла какая-то перемена, он как бы сник. Ариадна, встревожившись,

посмотрела на него. Бонд действительно похолодел внутри, живо, до ужаса явственно представив себе, как из-за скалы появляется быстроходный катер с похищенным ядерным устройством на борту, обрушивает на остров, где намечено рандеву, смертоносный заряд и на полном ходу удаляется к горизонту. Боже, мир в самом деле содрогнется!

Чтобы скрыть от остальных свое возбуждение. Бонд встал и отошел к дверям, машинально балансируя телом в такт качке. Погода незаметно свежела. На темной поверхности воды появились первые пенистые белые гребни. На берегу мерцала беспорядочная вереница огней какого-то селения, уходившего вверх по склону холма. День еще не совсем угас. На фоне тусклого неба темнели очертания колонн превращенного в руины древнего храма-Этот образ гордой чистоты и одиночества развеял опасения Бонда. Создатели храма и не предполагали, на сколько веков переживут их и их бога эти развалины, ну да и знали бы, все равно не бросили бы своего дела. Наверное, только так и надо — жить, невзирая на обстоятельства, и честно делать свое дело. Подошел Лицас.

— Займемся делом. Предлагаю не тянуть с ужином: поднимается ветер, да и море волнуется.

Он посмотрел на небо, поднялся на несколько ступенек и бросил взгляд из-за палубной надстройки в сторону горизонта.

— Часика через два ветер поднимется до пяти-шести баллов, и наш «Альтаир» изрядно поболтает. Он начинает черпать воду носом только при пятифутовой волне, это единственный недостаток данной конструкции корпуса. Однако, в любом случае, когда тарелка стоит на месте, есть удобнее. А потом ложитесь, я имею в виду тебя и Ариадну. Мы с Янни останемся на вахте. К Враконису мы подойдем не раньше шести часов. Вот только сверю курс и прогноз погоды, а потом посмотрим, что у нас имеется в кладовой.

Когда они остались вдвоем на узкой полосе палубы, Ариадна повернулась и прильнула к Бонду. На ее губах ощущался слабый привкус соли. Стоило Бонду закрыть глаза и прижаться к ее губам сильнее, как его вновь посетило знакомое чувство капитуляции перед другим существом, которое принесло иллюзию постоянства и зыбкую уверенность в том, что именно здесь и именно сейчас настал конец мучительным поискам совершенства. Однако знание того, что иллюзия — это всего лишь иллюзия, и что капитуляция эта не может длиться вечно, делало почему-то этот миг только слаще. Бонд отдался чувству до конца. Казалось, что посреди всей этой необъятной черной равнины существуют лишь двое.

Это тоже было иллюзией, причем опасной. В его сознании постоянно пульсировал сигнал тревоги, который предупреждает опытного солдата о не выполненных до конца обязанностях: об оставшихся без охраны, хотя и маловероятных, но возможных подходах, о проверенных, но не перепроверенных жизненно важных узлах снаряжения. Кто мог поручиться за то, что где-то в этой зыбкой равнине, только сейчас казавшейся гарантией одиночества и безопасности, отряд противника — жестокого, умного и хорошо вооруженного — не искал его, чтобы схватить или предать смерти?

Поэтому они втроем и начали с того, что разработали более или менее универсальный план защиты и сделали необходимые приготовления. Затем они ужинали маслинами, свежим хлебом, вкусными продолговатыми помидорами, сырым луком и местным сыром «манури», после чего отведали персиков и сладкого винограда без косточек. Пили легкую рецину с острова Мамос и под конец — бренди марки «Сотрис», которое Лицас назвал единственным приличным греческим бренди. Бонд вполне удовлетворился двумя маленькими стаканчиками. Бренди было приторным, а этого Бонд не переносил. Однако, чтобы не огорчать Лицаса, он все же отозвался о напитке с похвалой.