Разговор с незнакомкой
Шрифт:
В наступившей тишине телефонный звонок прозвучал особенно резко и требовательно.
Дмитрий Матвеевич поднял трубку.
— Василь Палыч… прости, дорогой. Замешкался малость. Выезжаешь? Ну и я выхожу. Хорошо, хорошо, к подъезду.
Положив трубку, он прошел к столу.
— Лёля, ты собери там что надо. Машина через десять минут будет.
— Ну и мне пора, пожалуй… — спохватился вдруг гость.
— Рома-ан Тимофеевич, вам-то зачем спешить? Дмитрию Матвеевичу по работе
— Действительно… — Дмитрий Матвеевич кашлянул, прочищая гортань.
— Нет, нет. Бог с ними, с покупками, поеду. Дел дома по горло. Все равно придется ворачиваться в «Сельхозтехнику» на неделе.
— Ну-у… — Дмитрий Матвеевич развел руками. И тут же засуетился, звякнул рюмками, разливая остатки водки. — Как говорится, на посошок. Лёля, сделай с икоркой бутерброд, гость-то у нас больно стеснительный, почти не притронулся ни к чему…
Роман стоял потупившись, не поднимая рюмку и будто раздумывая над чем-то.
— Сейчас машина подойдет, до станции вместе доедем, — весело проговорил Дмитрий Матвеевич, протягивая к нему свою рюмку. — Ну, еще раз за наших… за нашу Родионовку. И прошу извинить нас, не совсем складно получилось…
— Ничо… — Роман выпил и понюхал краешек бутерброда, поданного ему Ольгой Кирилловной.
Через несколько минут, выходя вслед за хозяином в прихожую, он обернулся и увидел пуделя. Его передняя правая лапа, приподнятая над полом, легонько подрагивала.
ПУШКИНСКИЙ ВОЗРАСТ
Н. Нестеровой
Этот крохотный угловой номер старой гостиницы многое, верно, повидал на своем веку. А сегодня он приютил двоих, что присели у окна на тесном диванчике и не могут разнять рук.
Луна посеребрила полукруглые звенья стекол за тяжелыми гардинами, где-то за стеной утробно журчит по трубам вода, у двери подтекающий кран роняет гулко разбивающиеся о раковину капли.
— Отчего же ты плачешь?..
— Не знаю… До сих пор не могу поверить, что это ты. Нет… и руки твои, и волосы, и глаза. Господи, это же можно умереть!..
— Да, ты знаешь, я и сам… Хотя я всегда знал, что многое, вся жизнь, пожалуй, может зависеть от одной секунды, от мгновенья. Не остановись на это мгновенье, или наоборот — остановись, поверни в сторону, или пойди иным путем, — и вся цепочка дальнейших событий, обстоятельств, вся судьба твоя может сложиться иначе.
— Да, да, ты прав…
— Но в такой-то сутолоке встретиться! Ведь это же узловая станция — десятки тысяч пассажиров ежедневно…
— Как увидела тебя, у меня и ноги отнялись. И одна только
— Кофры это…
— Что?
— Кофрами эти чемоданы называются. Заграничное слово… Много у нас еще иностранного при нашем-то богатстве…
— Господи, да при чем все это-то, да бог с ним… Смотри, как темно стало, луна, верно, зашла…
— А ты помнишь… ту ночь?
— В тайге?
— Не совсем в тайге, мы же выбрались потом на полевой стан…
— Как же мне не помнить об этом?..
— Да… Это было время Большой Целины. Когда нас перевели из вашей Николаевки, я за пятьдесят километров бегал к тебе — где на попутных, а где пешком…
— Ты же говорил, что приезжал за письмами для ребят…
— И за письмами тоже…
— А когда я тебя провожала назад, мы сначала ехали на лошади, а потом шли пешком вдоль Енисея.
— И заблудились к ночи… И очень хотели пить… жевали сырое зерно…
— А потом что-то как зашуршит, а я как закричу!
— Неужели и это помнишь?
— Еще бы…
— Да… Мы были только месяц вместе… Ну, пусть не вместе, рядом… А потом нас перебросили в этот Туранск.
— И я еще раза два приезжала к тебе…
— Трижды ты приезжала ко мне. И последний раз — накануне прихода повестки. Человек пять из нас вызвали в военкомат и на следующий же день после комиссии отправили к месту службы. Если бы тебя тогда не вызвали в облздрав или куда-то там…
— В крайздрав. На курсы усовершенствования, фельдшерские… Но я через несколько дней приезжала, а тебя уже нет. Дружки твои ухмыльнулись только… вообще странные были ребята. Не любили, что ли, они тебя? Все шутили, подсмеивались… в стенгазете даже рисовали…
— Да нет, что ты. Не плохие они ребята… Понимаешь… у меня была ты, а у них нет…
— Но они же гуляли, на танцы ходили, у всех кто-то был…
— Понимаешь, это другое… У меня была ты! У них не было тебя… У них было не то!..
— Почему ты так думаешь?
— Да знаю… Мы вместе уходили в армию, обо всем успели поговорить — нас очень долго везли к месту службы. И поездом, и по воде… С дороги не писал тебе, хотелось уже с какого-то постоянного места, чтобы адрес был. Ну, а прошло около месяца, прежде чем адрес-то появился. Раза три я писал тогда из части. Письма возвращались. И красным карандашом на уголке конверта — «адресат выбыл»…
— Ты знаешь… честно говоря, я потом приезжала еще. Ходила в военкомат. Улыбнулись мне те дяденьки офицеры: «Сам, мол, напишет, не беспокоитесь…»