Разговор с незнакомкой
Шрифт:
— Верю… на то у тебя и первый класс, и характер у тебя хороший, Степка. Ну, а если не секрет, почему ушел со флота-то?..
— Рост проклятый подвел… не видишь, что ли?
— Н-да… Слушай, а что там Пал Саныч делает?
— Бутерброды да кофе на ночь. Колбасы я принес…
— А я калач притащил, мягкий, горячий еще. Помочь бы надо Пал Санычу пойти…
— Не стоит… Он любит все сам делать, знаешь ведь.
— Да… А давно ты с ним ездишь?
— Два года. Как демобилизовался — сразу… Сначала, правда, с месяц с Гольдиным поездил,
— Ну-у, у тебя, Степан, стаж. Да и я вот третий месяц уже с вами… завтра пойдет третий.
— А Пал Саныч-то три года, как на «скорой». До этого в больнице заведовал чем-то, по туберкулезу вроде…
— Да, я слышал, что он фтизиатр, кандидат наук. И как это у него получилось…
— Что получилось-то?
— Ну, что он на «скорой» оказался.
— Я-то это понял… за два года.
— Что понял, Степ?
— Не наше это с тобой дело, Серега. Главное, человек он — что надо…
— Вот поэтому-то и хотелось знать.
— Понимаешь… жена у него померла три года назад… от сердца. А «скорая» не поспела ко времени, чуть-чуть, говорят, опоздала, на минуты какие-то… Сам он в отъезде был в то время, в Ленинграде, на совете, что ли, на совещании. Вернулся оттуда, черный аж был весь с месяц, болел так… А месяц прошел — бац на стол начальству рапорт, заявление я имею в виду — и на «скорую»…
— Да, Степк, лучше бы ты мне не рассказывал…
— Он мне никогда ничего не рассказывал. Один раз только… когда на кладбище заезжали цветы отвезти, тюльпаны. Бодрый был, когда ехали, шутил даже. Попросил остановиться метров за триста, не надо дальше, говорит, Степа, а то засмеют, «скорая помощь», мол, на кладбище…
— А ты?..
— Развернулся и встал за кустами. Минут через пятнадцать вернулся он, белый весь… и таблетку незаметно в рот, а я-то в зеркальце вижу. Ну, а дорогой рассказал… тюльпаны, говорит, очень любила, самые первые…
— И все три года один?
— А разве такой может жениться…
— Вряд ли… — ответил раздумчиво Сергей.
— То-то…
— Слышь, Степа, дай закурить, если есть…
— У меня ж — табак.
— Ах ты… опять забыл, что ты «флотский» потягиваешь…
Над их головами заурчал динамик, и резкий высокий дискант объявил:
— Приготовиться машине…
— Нам, видно… — Степан убрал в карман трубку.
— …04-11… повторяю, приготовиться машине 04-11!
— Гольдинская… их бригаде новую дали, — сообщил Сергей. — За ними — мы…
— Это уж — как пить дать… — согласился Степан. — Вон, смотри, Пал Саныч в окно показывает — гору целую завернул еды, и куда столько — сам-то ест с гулькин нос…
— Да-а… Степка, за два года накрутили вы по городу витков-то…
— Не говори… И знаешь, стал я замечать, что для него каждый уголок в городе, каждый закоулок особый свой знак имеет. Высунется на ходу и смотрит, смотрит… А иной раз притормозить попросит. Езжай, говорит, здесь, Степан, потише. Само собой, не когда на вызов едем, а после или, вообще, когда смену сдаем…
— Ты
— Догадываюсь… Раза два или три остановить просил на пару минут. У Консерватории, помню… дождь идет проливной, а он вышел у троллейбусной остановки, шагами отмерил сколько-то и стоит мокнет… Ну, а потом вернулся, веселый сразу стал, что-то про смешное рассказывал…
— Н-да… как со свидания…
— И возле садика по-над Волгой, возле «Липок» этих, останавливались раз. Дак он мимо ограды, мимо решеток тех узорчатых медленно идет, как во сне… Я потом завсегда там стал замедлять ход, а то и остановлюсь… подыму капот да в мотор загляну, вроде бы там что неладно…
— Человек ты, Степка. На «скорой» тебе только и работать.
— А сам-то ты временно с нами или как?..
— Как тебе сказать, Степ… До окончания института мне еще два с половиной. Трудно зарок давать, много чего может произойти… По совести сказать, раньше я как раз думал о «скорой»… Ну, не совсем о ней, а наподобие. В деревню хотел к себе вернуться, в глубинку, в Петровский район. Врача-то у нас нет до сих пор, после меня фельдшерицу прислали, девчонку… В Поповке Григорий Иванович на пенсию собирается… Вот такой расклад. А на селе-то врач — и есть «Скорая помощь», он же и хирург, и окулист, и гинеколог, насколько возможно, конечно…
— И что же, передумал?
— Понимаешь… заинтересовала меня одна вещь. Можно сказать, за душу взяла. И вещь эта, Степка, — нервная система человеческая. От нее в общем-то все радости у человека и все горести, да и большинство болезней от нее берут начало. А вот управлять мы ею не можем пока…
— А лекарства?
— Не то это… Конечно, можно временно приглушить какие-то импульсы или, наоборот, возбудить при необходимости, но… как бы тебе это сказать. Вот смотри, выпил человек вина, ему хорошо?
— Ясное дело…
— А потом, на другой день, плохо?
— Само собой.
— Вот видишь! А ведь должно быть так, чтобы человеку всегда было хорошо… без алкоголя, без таблеток… Я не за вечное блаженство, у людей есть и будут проблемы… Но проблема нервной системы — важнейшая…
— Ишь на что замахнулся.
— Понял я, Степа, что института маловато мне будет…
Снова скрежетнуло в динамике, кашлянуло, и тот же голос объявил:
— 99-17 — на линию! Повторяю… Приготовиться машине 99-17…
— Выходи строиться, — поднимаясь, сказал Степан.
— Есть строиться, товарищ старший матрос, — покорно ответил Сергей, поднимаясь со скамьи.
Машина неслась по заснувшему городу. На пешеходных перекрестках были уже отключены светофоры. Гулко подрагивая на неровностях асфальта, скользили по мокрой мостовой колеса.
Рядом со Степаном сидел высокий сухощавый человек с редкими, гладко зачесанными на затылок волосами. Было прохладно, и он, втянув голову в плечи, кутался в легонький плащ болонью, наброшенный прямо на белый халат.