Разговор с портретом
Шрифт:
– Милая...
– пытается подойти, но я отступаю, не позволяя к себе приблизиться.
– Мы же договорились, ты обещал!
– Мама?
– дочка стоит одетая в дверях.
– Уйди в детскую!
– рявкнула на нее и тут же устыдилась, она то в чем виновата?
Она плачет, я тоже. Отчаянье и страх, вот все, что осталось в этот миг в моей душе. Я же уже в ту минуту знала, что он не вернется, чувствовала...
– Малыш, подожди нас в детской, ладно, - муж прижимает дочь к себе - Нам с мамой
Потом подхватывает малышку и выходит из комнаты, я же остаюсь его ждать и сама не замечаю, как начинаю метаться по комнате.
Это продолжается пока я не оказываюсь возле окна и случайно не замечаю отца с мальчиком лет двух. Господи, а ведь я хотела ему сказать... сегодня...
Подходит ко мне и, обняв меня, прижимает к своей груди:
– Все хорошо, успокойся.
Оборачиваюсь и, уткнувшись носом в его грудь, умоляю:
– Не уезжай!
– Прости, ангелочек, я должен, - прижимает меня к себе крепче.
– Но почему? Почему ты нас бросаешь!
– голос срывается от обиды и горя.
– Кому ты должен?
– Богу и я вас не бросаю!
Непонимающе смотрю на него сквозь слезы.
– Любимая, пойми, я должен отработать твою жизнь!
– Что?
– от удивления я забыла о слезах.
Он долго молчал, а когда заговорил, я не узнала его голоса.
– Ты была очень плоха. На вторую ночь в больнице мне сказали, что ты не выживешь. Что умрешь. И я впервые начал молиться. Я обещал, что если ты выживешь, я вернусь еще на один год службы. Ты должна понять, я обязан поехать!
Мне было плохо, больно и я сама не могу объяснить свои дальнейшие слова:
– Понимаю..., - киваю, отстраняясь от него - понимаю, что тебе стало скучно, и ты решил вернуться на службу, променяв нас на войну!
– Ты не права!
– качает головой и тянется ко мне, но я отскакиваю в сторону со словами:
– Тогда не уезжай!
– Я не могу!
– крик души, таким я его еще не видела.
И все. Три слова способные разбить сердце вдребезги и разрушить мечты.
– Уходи, - указываю на дверь, понимая, что только так могу себя защитить.
– Ангелина...
– пытается вразумить, в глазах боль, но я сейчас просто не способна воспринимать чужие эмоции, со своими бы справиться.
– Я сказала, уходи! Уезжай на свою войну, если тебе так хочется, но в этот дом больше не возвращайся.
– Милая...
– Убирайся, я сказала!
– кричу на всю квартиру, забыв о дочери, соседях и всем мире. Мне плохо, и мой мир рушится на глазах.
И он ушел, я же сползла по стене, сотрясаясь в рыданиях, и плакала очень долго. Меня не остановило даже появление дочки. Я просто прижала ее к себе, продолжая рыдать, а она... Она вытирала мои слезы и шептала, что все будет хорошо.
Весь следующий день я провела как во
Пять... шесть... семь вечера. Я уже еле сдерживаю слезы, помня, что поезд в девять, значит не придет, значит уедет и его уже ничто не остановит.
– Мама?
– дочка с испугом смотрит на меня, а я смотрю на часы и понимаю, что уже пять минут стою в одной позе с ножом в руках.
– Все хорошо, - кладу нож на стол и прижимаю ее к себе.
Плохо, как же мне плохо и как же жалею о своих словах. Зачем выгнала, ведь я жить без него не могу.
Звонок в дверь. Неужели...?
Бегу открывать, дочка следом, но это не он...
Клавдия Михайловна...
Усталая, с заплаканными глазами, полными отчаянья и боли:
– Он не вернется, ему некуда возвращаться... Сдался.
Хочется кричать, из глаз все же начинают течь слезы:
– Не реви, лучше иди к нему, ты нужна ему не меньше чем он тебе, - оборачиваюсь к дочери.
– Я побуду с ней. Иди же!
И я пошла, нет побежала. В том, чем была, старом застиранном платье, с опухшими глазами я бежала на вокзал, моля бога только об одном, чтобы успеть, чтобы он еще был там.
Вокзал... Куча народа, сумки, крик, гам, толкотня и все куда-то бегут.
Подбегаю к нужному перрону, времени без пяти девять, уже поезд должен стоять, но его нет. Неужели мои часы отстают?
– Девушка, вы ищете тридцать третий поезд?
– старичок, еле движется, но все же улыбается и глаза такие умные и все понимающие.
– Да!
– смотрю на него с мольбой. Скажи же, что поезд отменили, умоляю!
– Его перенесли на третий перрон, - будто чувствуя, о чем я мысленно молю, виновато произнес старичок.
– Это где?
– в ужасе оглядываюсь, понимая, что не знаю куда бежать, а времени совсем мало.
– Там, - кивнул на соседний перрон.
– Спасибо!
– бегу прочь.
Лестница, длинный переход, снова лестница, люди мешают, воздуха нахватает, а в голове только одна мысль. Не успею!
Где-то совсем рядом объявляют об окончании посадки на нужный мне поезд.
Боже помоги!
И вдруг знакомая фигура.
– Женя!
– крик души.
Услышал, обернулся и бросился навстречу. Прижалась к нему. Целую лицо и руки, шепча:
– Прости меня. Я такая дура... Люблю тебя... буду ждать... ты только вернись, заклинаю вернись! Ради нас.
– Вернусь, клянусь тебе, вернусь, я тебя тоже люблю.
Поезд умчался непростительно быстро, а я... я так и стояла на опустевшем перроне, глядя на рельсы. Стояла и молилась, чтобы действительно приехал, пусть хромой, пусть без руки, главное живой и мой.