Разин А. А. "Человек тусовки"
Шрифт:
Я долго сижу под горячей струей воды, потом одеваюсь и нахожу ее в другой комнате. Она сидит перед зажженным камином и курит, Я сажусь рядом.
– Только не говори ни о чем, - она поднимает на меня свои жгучие глаза, - это не нужно... Как ты себя чувствуешь?
– Мне на все наплевать... Сейчас я уйду, но мне хочется скорее сюда вер-нуться.
– Приходи, я буду ждать. Ты мне обо всем расскажешь. Когда тебя ждет следо-ватель?
– Он ждет
– Возвращайся сразу. В моем доме никого не будет. Ни одного человека, кроме меня и тебя. Хорошо?
Я хочу прикоснуться к ней, но что-то меня не пускает, я тяжеленный, камен-ный сижу некоторое время на месте, потом поднимаюсь и ухожу. На углу возле ее дома я ловлю такси, называю адрес прокуратуры и не понимаю, зачем я туда еду. Мне безразлично, что произойдет там со мной, мне только хочется сегодня уйти оттуда побыстрее и снова оказаться у нее. Что со мной случилось? Я не думаю об этом, потому что знаю, что ответа не найду.
Через некоторое время машина останавливается у серого обшарпанного здания. Сам не понимаю, почему все эти менты, прокуроры, суды заседают в бараках. Вероятно, специально создают атмосферу для озлобленных, готовых покарать всех и каждого. Я иду по длинному коридору, и истертые человеческими ногами доски скрипят, охают подо мной. Я останавливаюсь перед дверью, на которой написано: "Следователь Замковец В.М." Я уверенно стучу в нее и, не дожидаясь ответа, толкаю перед собой дверь... Над широким, двухтумбовым столом, стоящим здесь с тридцатых или сороковых, нависло рыжее деревенское лицо. Лоснящийся черный пиджачок, мятая рубашка и синий в крапинку галстук. Все понятно, лимита. В горящих точечках-глазках ни капли доброты, пустое безразличие ко всем и ко всему.
– Здравствуйте, я Распутин...
Он смотрит на меня изучающе, но лишь некоторое мгновение, потом достает из кармана конфетку, четким движением разворачивает ее и сует в свой рот. Мы так и сидим напротив друг друга - он посасывает конфетку и молчит, я тоже молчу...
Звонит телефон. Он снимает трубку:
– Дорогая... Да, да. Буду поздно. Ночной допрос. Ты должна привыкнуть, ничего не попишешь...
Он кладет трубку, потом сам набирает номер телефона:
– У меня два билета в "Пхеньян". Немного отдохнем. Дома все уладил ...
Рисуется, гад, передо мной, как может, показывает свое величие вот таким образом, но я спокоен, мне хочется плюнуть ему в толстую, тупую рожу и вернуться побыстрее к Джалиле.
Он берет лист бумаги, закладывает его в машинку.
– Итак, Распутин, начнем с установочных данных: фамилия, имя, год рожде-ния...
Я отвечаю на все его вопросы, он неумело стучит на машинке. И вдруг:
– Послушай, Алексей... Подпитал бы меня вашей кассеткой. Я люблю вас послу-шать... Особенно вечерком, после трудной работы, встреч со всеми этими преступниками...
Я чувствую, как проходит злоба на него и наступает ужасная усталость. Вот в чем, оказывается, дело, какие-то мелочи. Телеграммы... Во-первых, докажи, а во-вторых - за это не сажают в тюрьму... Мне делается совсем легко, от прежних страхов ничего не остается.
– Я ничего об этом не знаю. Могу сказать только, что Автандил давно у меня работает. Он честный парень...
Он что-то печатает, потом протягивает мне лист бумаги и говорит:
– На вот, подпиши и можешь идти... Только принеси кассету.
Я подписываю, поднимаюсь и иду к двери. И вдруг слышу:
– Постой-ка, Алексей... Извини, надо отметить пропуск...
– Я не брал никакого пропуска...
– Тогда один вопросик...
Я подхожу к столу.
– Ладно, парень... Пошутили и хватит.. У меня есть одна очень серьезная бумага. Денег ты набрал многовато, и делиться с фондом не хотел. Все в свой карман. Неплохо, конечно... Но ты обо мне не слыхал. Жаль. Если бы слыхал, то прекрасно знал бы - от меня один путь. Только в "матросскую тишину". Еще никто не ушел гулять. Все только туда. И ты пойдешь. Я тебе гарантирую... Вот сейчас вызову конвой ...
Я сел на стул и старался не смотреть на него.
– Меня не интересуют ваши бумаги. Я и мои ребята ни в чем не виноваты.
– Расскажи об этом своей бабушке. Ты будешь сидеть долго, петь больше не захочешь, я не таких обламывал...
И тут зазвонил телефон, он на него с ненавистью глянул, мол, отрывают от работы.
– Ты у меня подпишешь все, что я скажу, - говорит он и снимает трубку, внимательно слушает и лицо его на глазах сереет: - Как это могло случиться... Где была охрана, кто позволил?!
Его лицо наливается кровью:
– Да их всех надо, до одного ... Я иду к прокурору.
Он швыряет трубку и садится на свой "антикварный" стул.
– Твой идиот ... Этот, как его, Автандил, перерезал себе вены. Иди и жди вызова...
Но я не могу встать.
– Что с ним?
– Не волнуйся, откачают...
Я поднимаюсь и иду по длинному коридору, наталкиваясь на каких-то людей. Выхожу на улицу и оказываюсь в безвоздушном пространстве. Перед моими глазами - Автандил, истекающий кровью...