Разлив Цивиля
Шрифт:
Об этом и напомнил сейчас Павлу Мирон. Правда, Мирон, в нарушение обычая, все же пожаловался, и Павла вызывали в милицию. Но свидетелей не было, и дело на том кончилось.
4
Виссарион Маркович любил спать на койке, что в углу за печкой. Зимой тут всегда тепло, а летом задернешь занавеску, мухи не мешают.
Вернувшись с собрания, он, не тревожа Нину, тихо вошел в избу, разделся и лег.
В доме тишина. Только слышно однообразное тиканье часов, да сверчок время от времени подает из-за печки свой голос. Лунный свет, падающий из окна на стену,
Собрание прошло хорошо. И покупку техники колхозники одобрили, и с продажей картофеля теперь можно считать вопрос решенным.
В первый раз с луком и картошкой Трофим Матвеевич ездил сам. А потом это дело перевалил на Виссариона Марковича. Дважды Виссар ездил на юг, и оба раза удачно. Не так уж трудно получить у рыночной администрации справку о том, что продана картошка по цене ниже той, по какой она продается на самом деле. Да и в колхозе отвешивают не грамм в грамм, а всегда с большим походом. И в первый раз тысячу дармовых денег привез Виссар Марье, а во второй раз так и целых две. А кроме того, оба раза Марья отправляла с ним и свою картошку.
И нынче, после собрания, тоже затащила к себе в библиотеку. Сначала похвалила:
— Молодец, кум, сдержал свое слово.
А потом:
— Отправлю с тобой и своей пудов сто. Оставим на семена да на еду малость, а остальное повезешь…
Удивительно, до чего жадная эта Марья. Ну что, бедно живут, что ли, нехватки-недостатки замучили?.. И послать бы ее к чертовой бабушке со всеми этими торговыми операциями, да как пошлешь, если вместе с ней постоянно за одним столом сидишь. За Светланкой ли к ним зайдешь — садись, выпей; по делу какому к Трофиму Матвеевичу забежишь — опять без шоферской дозы не отпустит. День-два не был — сама приходит звать. Отказываться — как откажешься? А сходил в гости — надо в ответ самим приглашать. Еще одна пьянка. Утром идешь в правление — опять эта Марья тут как тут, воду из колодца вывертывает. И опять: «Чем заболел, тем и нужно лечиться. Зайди, прицепи прицеп…» А голова и в самом деле трещит. А пропустишь дозу, и опять все встает на место. Ну еще, чтобы запаха не было, зубочка два чесноку сжуешь. И в последнее время так чуть не каждый день…
Тяжело, однообразно тикают в мертвой тишине часы. И мысли у Виссариона Марковича тоже текут тяжелые, и все об одном и том же. О том, как бы ему вырваться из той сети, какой его оплела Марья.
Нина? Нет, Нина ему в этом не помощник. Она даже, пожалуй, заодно с Марьей. Хозяйственная, умная — ничего не скажешь. Но хозяйственность ее тоже где-то рядом с Марьиной жадностью лежит. Нина тоже небось заставит его взять из своей картошки в эту поездку. Ей тоже лишь бы денег было побольше. Интересно: всегда она, что ли, такая была, с молодости, или когда начали хозяйством обзаводиться, это у нее появилось?
Виссарион Маркович вспоминает свою работу в леспромхозе, свою первую встречу с Ниной. Собственно, никакой первой встречи не было. Он ее просто не помнит.
Расторопная худенькая девушка работала на лесосеке грузчиком, и можно было только дивиться, как она справлялась с огромными бревнами. Шофер Виссар не сразу приметил ее. Все грузчики, одетые в одинаковые телогрейки, ватные брюки и валенки, и казались одинаковыми — поди отличи. Разве что и в ватнике она выглядела более тонкой и хрупкой по сравнению с другими, и шофер жалел ее, помогал при погрузке,
Девушка, как только залезает в кабину, сразу же принимается за вязание. Будто больше и пет никого в кабине. И совсем ее не интересуют ни дорога, ни перебегающие ее лоси.
— Так с работой и умрешь, — как-то сказал Виссар.
— Нам всякого-всего много требуется: у вас одна шапка — у нас десять платьев; вам три рубахи достаточно — нам семи мало. — Нина улыбнулась, но улыбка эта тут же и сошла с ее лица, опять оно стало деловым, озабоченным.
А однажды — это было уже летом — Виссар работал во вторую смену, и у него лопнул баллон, а запасного не было. Пришлось оставить машину и пешком идти в гараж.
Виссар спустился к озеру, чтобы умыться и прогнать одолевший его в тот рассветный час сон. На берегу озера стояла маленькая избушка. Когда еще не были построены теплые гаражи, здесь по зимам подогревали воду для машин. Интересно, а что в той избушке сейчас?
Он подошел к окну, приоткрыл занавеску. Одна койка аккуратно заправлена, а на другой… На другой лежала почти до пояса обнаженная Нина. Она лежала на спине, сбив простыню на живот. А потом, то ли почувствовав на себе чужой взгляд, то ли еще почему, Нина повернулась, и простыня совсем сползла с нее к стене… Виссар понимал, что, наверное, нехорошо вот так глядеть на спящую девушку. Понимал и все равно долго не мог оторвать взгляда от тонкого девичьего стана, от ее круглых, как спелые яблоки, грудей…
Вечером, когда вез девушку с работы, спросил:
— Нина, тебе сколько лет?
— А зачем это тебе?
— Просто так.
— Если так… исполнилось восемнадцать.
— А я бы больше шестнадцати тебе не дал.
— Постарела, — усмехнулась Нина.
Виссар свободной рукой похлопал ее по спине. Не так уж она худа, оказывается. Плотная.
— Останови, — строго потребовала Нина. — Больше никогда в жизни не сяду в твою машину.
До самой развилки, где Нина сошла, разговор у них так и не наладился.
…Свадьба была не очень пышной. Собрались друзья-шоферы, пришла ряболицая старшая сестра Нины, у которой она, круглая сирота, жила.
— Счастлив ты, зятек, — несколько раз за вечер повторила сестра. — У нашей Нины золотые руки. Она хоть ростом и невеличка, работает за двоих…
Все так оно и оказалось потом. Еще живя на квартире, уже купили корову, завели овец и поросят. Лес велик: за дрова платить не надо, сена — только не ленись косить. И в наживании всякого добра главным зачинателем была Нина. Намыкавшись по чужим углам, она же и настояла ставить собственный дом. Ну, а уж потом, когда этот дом появился, и подавно начала таскать в него, как сурок, все, что только было можно.
Нет, Нина тут ему не помощница. С Марьей они заодно. Для той и другой лишь бы были деньги. Каким путем они будут добыты — это для них не важно…
Завтра колхозники по государственной цене будут продавать свою картошку колхозу, а Марья свои сто пудов и не подумает продать вместе со всеми. Она эти сто пудов отправляет с ним, чтобы сбыть по дорогой цене. Знает или не знает об этом Трофим Матвеевич? А если не знает, неужто Марья самочинно все это делает? И уж тогда, если нагрянет беда, держись Виссар! Тогда все будут в стороне…