Разлюбил – будешь наказан!
Шрифт:
44. Стена
Так, хватит кота тянуть. Сейчас еще три грамма с Олечкой. И пора звонить. Только не надо меня торопить. Не пихайтесь, господа! В спину меня не толкаем. Тринадцать лет не звонила – могу еще пару минут не звонить? И вообще он мне не нужен. Вот этот вот мужик, который вон за тем вон столиком сидит, он мне вообще совсем не нужен. Сейчас пройду мимо, а у него даже и не тюкнет нигде: кто это там мимо идет? А вдруг это Сонечка? Нет, у него не тюкнет.
Вот, смотрите, я иду. Ох-хо-хо! Мой муж прихватил меня за коленку. И барабанщик… Ох, ты ж мерзавец! Барабанщик
– …весь квартал прошли, ни один банкомат не работает. Прикиньте, как Дмитровскому везет…
Поржали и в спину мне глядят. Антон зевает. Нос у него такой стал… настырный… И свитер у него такой зеленый…
Все, звоню. Ах, если бы он знал тогда, на пляже, что его номер будет зашифрован в моей книжке под именем «Таня маникюр».
– Да, привет, это я. Соня. Да, Соня. Я. А что?
А что он молчит? Прошептал «Соня…» и молчит. Я вижу его из фойе. Сидит и удивляется. Я помню, если у него щеки опустились и глаза в одну точку – все, значит, Антон удивился.
– Я рад, я очень рад тебя слышать… – говорит. – Ты где?
– В Москве, – отвечаю и зачем-то добавляю, да еще таким противным бабским сопрано: – я у тети, в Домодедове. Ты занят?
– Так … – Антон закрывает уши руками, – нет, почти не занят. Сейчас подумаю, как лучше… Ты надолго?
– Время еще есть.
– А давай я тебе минут через пять перезвоню, – Антон заговорил, как менеджер по работе с клиентами, – сейчас я уточню кое-что…
Нет, ну что вы смеетесь? Вы сами попробуйте вот так вот, через двенадцать лет позвонить кому-нибудь, кого вы на последний поезд провожали, а я на вас посмотрю. Через костер прыгали по детству? В прорубь? Нет? Ну, попрыгайте!
Дефилирую мимо. Отвернулась. Антон смотрит на меня! Спиной чувствую, смотрит. Пусть глядит, не узнает все равно в этом ракурсе. А девушка несет ему второй графинчик.
А пусть бухает! Сто лет мне не нужен этот замотанный суровый мужик. И тот мальчик, которым он раньше был, мне и подавно не нужен. Что магнитит меня? Есть в зале врачи? Поставьте диагноз. А я вам сейчас сама скажу. Он, Антон Дмитровский, к моему заболеванию прямого отношения не имеет. Он для меня, как сквозняк для радикулита. Понятно?
Наш дипломатичный Ромочка подсуетился. В микрофон объявили: «Для наших гостей из Италии звучит эта песня!» И музыканты запели:
Ла ша тэ ми канта-а-а-а-а-ре…
– Софи. – Тони хочет танцевать, он спросил моего мужа: – Антон? Можно?
– Забирай, – тигр махнул рукой и пригласил маленькую костлявенькую переводчицу.
Я танцую с мафиозо и слежу за зеленой спиной. Антон снова поднял рюмку, зашвырнул грибочек с вилки в рот и звонит. Нет, не мне! Сказал пару слов и запихнул телефон в задний карман. Нет, достал… Нет, опять запихнул.
– Софи, белиссимо… – Тони ведет меня к столу, я улыбаюсь ему и смотрю на Антона.
Он курит. Мнет сигарету в пепельнице и снова достает телефон. И снова закуривает. И опять бросает телефон.
И я достаю сигарету. И вторую достаю. Тони щелкает и щелкает зажигалкой. А я стучу и стучу каблуком. И Рома запевает:
– Однажды утром в 1994 году…
– У-у-у! – заорали
– …я просыпаюсь без денег, без работы, без жены, со страшной головной болью в съемной халупе и думаю: «А не повеситься ли мне?»
– Браво, Рома! – Я закричала.
Антон вздрогнул. Обернулся. Шарит по залу глазами. Нет, меня не видно, я прячусь за пиджак Тони.
– Захожу на кухню. Тараканов море – кушать нечего. Из последних сил хватаю себя за шкирку, наскребаю какую-то мелочь, спускаюсь в магазин. Полки – под ноль, только соль пирамидками. Помните, пачки так друг на друга пирамидкой складывали?
– Да, помним, помним, – народ отвечает.
И я киваю со всеми, да, да, помним мы, помним мы эти пустые полки. Эти похабные пирамидки… Я тоже просыпалась в такой же халупе, с тараканами, и тоже выползала на кухню. И точно так же думала: с какого Дону я прошлой ночью решила попробовать эфедрин внутривенно? Как я могла! Одним шприцем по кругу! У меня сессия! У меня в десять интервью! Меня мама ждет на выходные! А я стою на чужой ухлюстанной кухне с абсолютно реальным чувством пребывания в городской канализации. Грязь, холод, дикий сушняк и пустота. Бермудский треугольник вместо сердца. Спасите меня кто-нибудь!
Пью, пью, пью – ни сушняк, ни ужас не проходят. И вдруг – конверты. На столе лежат чистые почтовые конверты и несколько неотправленных писем в Ереван. Я беру один… Нет, не я беру, рука сама автоматически потянулась и написала на нем адрес. Нужно было за что-нибудь схватиться, и я нацарапала: «Антон, мне страшно».
А у него там веселуха! И программа своя на местном телевидении, и универ, и девушки, рядом с домом, все королевы поголовно. С некоторыми у него просто секс, с некоторыми безудержный секс, а в некоторых он влюбляется, да еще как! А иногда просто хряпнет стопарик, заграбастает в охапку новую нимфу и рассуждает: «Какая разница, кто сегодня будет моей королевой? Все равно я ее вылеплю, выстругаю, создам»…
– …денег хватило на чекушку и пачку соли, – сообщил Рома. – Сначала я наливаю себе сто грамм. Потом достаю кофемолку и превращаю эту соль в белый порошок.
– Зачем? – удивляется народ.
– Нафига, Ромка? – все зашумели.
А я на стульчике ерзаю, рыбку с лимончиком ем. Когда это кончится? Антон еще держит в руке телефон. Чего, ну чего ты его держишь? Хрястни его об пол! К чертям собачьим! И беги! Беги ко мне! Смотри – я красивая, молодая, пьяная – иди, не бойся!
– Короче, рассыпал я этот порошок в пакетики грамм по десять. Напечатал этикетки, – Рома поправил бабочку и поднял руку. – А теперь, внимание! Что было написано на этикетке?
– Героин, – шумят парни.
– Гербалайф, – девушки.
– Сто баксов за правильную версию, – банкует Рома.
– Виагра! – откровенничает жертва гормонального взрыва Натыкач.
– Двести баксов! – Рома поднимает ставку.
– Ну, хватит! Колись уже! – шумят ему.
Ну, какая мне разница, что он там на своих этикетках написал! Смотрите – две шалавы подошли к Антону и бухнулись рядом, как старые знакомые. Проститутки, даже не буду их вам рисовать, маленькие, страшненькие, на трассе таких много. Девки чокаются с Антоном. Он развесил лапы у них на плечах. Как он мне нравится! Как все правильно делает!