Разлюбовь, или Злое золото неба
Шрифт:
– Да нет… Письмо удалось расшифровать?
– А я знаю? По правде говоря, я во все это не верю. Журавли в небе – это как-то не для меня.
«Это точно!» – подумал я. И спросил:
– Правнук – это надо полагать Хольский?
– Ну да.
– Это он тебе все рассказал?
– Что-то он, а что-то я и без него знала, от деда. Дед был сердит на Елисея, что тот всю родню нищими оставил. Дед умер, когда мне было девять лет, но я помню его хорошо. Правильный такой был старичок, работал помощником машиниста. – Ты взялась мыть посуду. – Такая история, Андрюша, хочешь верь, хочешь нет.
А почему бы и нет? Мало ли их, богатеньких сумасбродов, кидающих деньги на ветер, покупающих острова, закапывающих банки с червонцами, только чтобы они никому не достались. Опять же – монастырь. Сколько угодно примеров того, как люди утрачивали смысл жизни в миру, бросали все и уходили в обитель. Опять же – большевики со своей экспроприацией, со своим «кто был никем, тот станет всем», а Елисей мог это предвидеть. Вот он и сделал превентивный шаг… Не то, чтобы я целиком и полностью поверил в эту историю, но вполне склонился к тому, что все это очень даже возможно. Мне хотелось в это верить. Тем более что шифровка и карта лежали у меня в папке, будучи самым что ни на есть вещественным доказательством истинности истории.
Истории, которая, надо сказать, очень скоро получит свое продолжение.
Глава 13
Ночью мне на мобильный пришло сообщение:
«Я в Лианозово Мебельная 78—181 с утра без охраны жду срочно Хольский».
Часы показывали 3.20. Слегка подвывала вьюга за окнами и раскачивала на балконе околевшие плоскости постельного белья. Они скрипели и стукались о перила.
Люблю действовать быстро и радикально, особенно когда дело касается каких-нибудь кинетических движений. Мне сказали «жду» – и я принял это как руководство к действиям.
Было 8.20, когда я сошел с электрички на станции Лианозово, купил пару чебуреков на рынке и потопал в сторону высоток, видневшихся неподалеку. Погодка была на любителя: легкая метель, предельно свежо.
С полчаса я искал Мебельную улицу, следуя разноречивым подсказкам местных бабушек, и наконец нашел ее в далекой дали, на самой окраине района. Улица была совсем новая, еще без бордюрных камней, под сугробами угадывались горы строительного мусора. Дом № 78 представлял собой длинную серую шестнадцатиэтажку, свернувшуюся на целый квартал буквой П. 181 квартира была на девятом этаже; стоя на десятом, я набрал номер, с которого пришло сообщение.
– Да! – отозвался энергичный мужской голос; я послушал его и дал отбой. На заднем плане этого «да» явно различалось гудение мотора. Скорее всего, это один из охраников Хольского, и сейчас он едет в машине. Наверное, Валерий Ильич ночью втихаря ухитрился воспользоваться его телефоном.
Я спустился на площадку и внимательно оглядел дверь квартиры. Типичная железяка, обитая кожезаменителем; пара несложных замков, дешевая ручка, кнопка звонка. Я позвонил. Почти сразу же за дверью угадалось какое-то движение. Да, там кто-то был.
– Кто там? – Голос Хольского.
– Это Андрей, Валерий Ильич. Вы один?
– Андрей? Привет из застенков! Один я.
– Вы под замком, что ли?
– Ну да, они меня заперли.
– Сейчас откроемся, Валерий Ильич, –
В дежурке, как я и предполагал, сидели слесари и играли в домино. Попахивало пивом. Я отозвал покурить старшого и объяснил, что нужна на полчаса «болгарка», вот залог, – и показал четыре бумажки по пятьсот, через полчаса принесу «болгарку» и одну из бумажек оставлю за амортизацию.
– Не вопрос, – кивнул старшой, слазил в один из шкафчиков и выложил на стол «болгарку», ключ к ней и новый диск. – Помочь, может? – предложил он. Я подумал и взял его с собой. В робе и рабочем шлемаке, небритый, громогласный, с папироской в зубах, он, пожалуй, как никто другой, придаст ситуации нужную легитимность.
– Максимыч, – представился он, сунув мне здоровенную ладонь, отполированную рукоятками инструментов, и вскинул на плечо сумку. – Пошли?
– Борисыч, – представился я ему в тон.
Через пару минут мы были у квартиры № 181. Ничтоже сумняшеся, Максимыч вскрыл электрощит, покопался там чуток и высвободил два провода.
– Щас подсядем к тебе на фазу, – подмигнул он, «крокодильчиками» пристегивая провода к штепселю «болгарки». – Давай, поехали.
«Болгарка» взвыла на весь подъезд, да так громко, что мне самому стало не по себе.
– Подъем, сучара! – непонятно в чей адрес высказался Максимыч. – Ну-к дай сюда. Который херачить?
– Оба давай.
– Как скажешь. – Он взял у меня машинку и начал вырезать замки. Задымил кожезаменитель. Искры железным горячим веером сыпались на бетон. Захлопали двери, на площадку начали выглядывать жильцы. Надвинув на глаза шлемак, Максимыч жевал закусник потухшей папиросы и ровно, как по ниточке, резал металл. Кончик диска горел рубиновым огнем, оставляя за собой полосу пустоты. Здоровенная отечественная «болгарка» выла покруче, чем бензопила на лесосеке. Высунулась и тут же спряталась соседка слева. Щелкали замки некоторых дверей – там запирались покрепче.
Сунув руки в карманы, я молча стоял рядом, и мне было немного не по себе. Если сейчас появятся охранники Хольского, будет нехило.
Но они, к счастью, не появились.
Через четверть часа Максимыч выключил «болгарку», достал из сумки короткую гнутую монтажку, просунул ее в верхнюю часть разреза и хорошенько рванул. Оба замка вместе с куском металла вылетели на площадку.
– Дерни на хер дверь, – велел он, и я ее дернул. Дверь открылась.
– То, что доктор прописал, – констатировал взмокший Максимыч. Скручивая шнур «болгарки» в кольцо, он покосился на пятихату, которую я вложил ему в карман робы.
– Спасибо, Максимыч.
Он молча переложил деньги в штаны, пожал мне руку и, с сумкой через плечо, затопал по ступенькам вниз, не дожидаясь лифта. И крикнул оттуда:
– Заходи – бухнем!
Я вошел в квартиру. Хольский сидел на кухне и нервно курил. В больничной пижаме, рука на перевязи, голова обмотана грязным бинтом. Он сразу же встал:
– Ну ты даешь, Андрей! Ты на машине?
Я вкратце оглядел квартиру: одна комната, диван, телевизор, грязная штора, сервант с фальшивым хрусталем у дальней стены. Глазу не на чем остановиться.