Разлюбовь, или Злое золото неба
Шрифт:
У кого попросил? У некоего изобретателя со сказочным именем Елисей? Кто он такой, чтобы у него просить счастья? Кто его может дать, кроме Бога? Но для этого нужно в Него верить, а я?.. Будь я хоть немного склонен к вещам мистическим, к материям духовным, я, может быть, воспринял бы «Валдай» как-то иначе, более правильно, что ли, – принял бы на веру и успокоился. Или, наоборот, не принял бы, а расценил как какое-то особое искушение или как там у них называется? А тут я пребывал в сомнениях человека предельно земного: а было ли все это?
Было, конечно же, было.
Или все-таки не было? Может, я все это придумал, вообразил, а вернее, додумал, как
Тут-то меня и тронули за плечо.
Было темно, но не узнать его было просто нельзя – твоего, Аня, законного супруга Ивана Серко, маздиста, мастера спорта по плаванию. Он был в легком светлом плаще поверх костюма, с папкой под мышкой. Видимо, оставил машину где-то неподалеку.
– Добрый вечер, Андрей, – сказал он приветливо (что-то в его голосе показалось мне ужасно знакомым). – Решили попробовать себя в качестве байкера? – Он протянул мне руку… и я ее пожал. У меня не было зла на этого человека. Была обида, досада, ревность, но не было зла. Он-то тут при чем? Единственная его вина заключается в том, что он лучше меня. Если откровенно, то я и сам на твоем месте предпочел бы скорее его, чем себя. – Подниметесь? – предложил он, кивнув на многоэтажку. – Правда, Нюрочка в Каси. А квартиру эту мы с ней купили…
– Где она? – Меня резанула как серпом по щиколоткам и эта его «Нюрочка» по отношению к тебе, Аня, и новость о квартире. Куда уж тут мне с моими дырявыми карманами?
– Каси – это юг Франции, Средиземное море. Она у моей мамы гостит. Послезавтра будет в Москве.
И тут я все понял. Мне нужно было услышать его голос, чтобы в мозгу замкнулась цепочка «Хольский – доктор Жан – обучение за границей – Иван Серко». А ведь все исходные у меня были, мог бы и раньше догадаться.
– Так это вы мне звонили? Вы и есть доктор Жан, друг Хольского?
Он глядел на меня приветливо и спокойно: руки в карманах, папка под мышкой, ежик коротких волос.
– Друг – это слишком сильно сказано. Валерий Ильич дружил с моей мамой.
Дела! Такого поворота я, признаться, не ожидал.
– Так вы в курсе этой истории с «Валдаем»? – спросил я.
– Ну, Нюра мне кое-что рассказывала. И кое-что я понял из половинки этого… манускрипта. Вторую часть, кстати, криптолог мне почему-то не скинул. Позвонил, сказал, что дешифровал и… – Серко подумал, – …и все. Как-то странно он со мной говорил, надо сказать… Или мне это показалось – я был тогда в жутком замоте, не до него, честно говоря, было. Пообещал заехать на днях, да так и не выбрал время. Понимаете, со смертью Валерия Ильича некому стало заниматься этой темой. Тем более такой, как бы это сказать… сомнительной… – Он взглянул на часы, и с этого момента его речь потекла вдвое живее, он заторопился. – Если вас интересует мое мнение, то я отношусь к манускрипту как… ну, скажем, как к фантастике. Я отдаю ей должное, но это не мой жанр. Я, видите ли, стоматолог, человек предельно реальный.
– Стоматолог?
Он достал из кармана несколько оранжевых визиток, одну протянул мне.
«БИВЕНЬ.
Кабинет стоматологии доктора Жана.
Большая Ордынка, 9/11».
И – номера телефонов. Последний был почему-то зачеркнут, именно с него он звонил мне в Лебяжий. В качестве логотипа дантист выбрал симпатичный бивень мамонта, похожий на черный острый, блестящий банан, разместив его в левом верхнем углу визитной карточки.
– Если вдруг понадоблюсь –
– Нет, не хочу… Вы сказали, что криптолог говорил с вами как-то странно. Что вы имели в виду?
Дантист секунду подумал:
– Будто он чего-то не договаривал. Будто он был чем-то напуган… Или озадачен… Приблизительно так… Честно говоря, я тут же про него забыл – своих проблем хватает, сами понимаете.
– А этот ваш криптолог… – я попытался покорректнее сформулировать фразу, – он не фантазер?
Дантист усмехнулся:
– Думаю, нет. Криптология – это его хобби лет уже этак тридцать. Он считается одним из самых авторитетных специалистов в области структурно-лингвистического анализа. Вам, как писателю, это должно быть близко. – Он меня подкалывал, что ли, этот дантист? – А по образованию то ли геолог, то ли археолог, точно не знаю. Если хотите, можете сами с ним встретиться.
– Хочу, – сказал я сквозь зубы.
– Он живет у метро «Динамо», пять минут ходьбы. Его зовут Александр Викентьевич, фамилия Фомичев. Вот вам его телефоны, – и дантист на обратной стороне другой визитки написал по памяти номера двух телефонов – обычного и мобильного. – Сейчас уже поздно, а завтра утром я его предупрежу о вашем звонке.
– Благодарю, – через силу сказал я.
– Всего доброго. – И дантист пошел к своему подъезду, так до конца и не сомкнувшись в моем сознании с тем доктором Жаном, о котором говорил мне Валерий Ильич и которому я звонил из Лебяжьего.
Я выехал со двора. Сам он что-то не договаривал, этот доктор. Что-то очень важное – я чувствовал это всеми своими фибрами, – но поди узнай что. Между нами стояла ты, Анечка, и отвлекала меня на себя, уводила в свою сторону, как ложные цели уводят от истребителя идущую на него ракету.
И вот тут-то начинается самое интересное (имеющее, как это ни странно, отношение и к истребителю).
В Видном меня ждали.
Но все по порядку.
Глава 25
Дорогой я купил жареную курицу, и, когда добрался до гаража, она была еще теплой. С ней-то под мышкой я и пришел домой, снял комбез и направил свои переобутые стопы прямиком на кухню. Судя по обуви в прихожей и голосам на кухне, у нас были гости.
Грозный пожилой военный в форме генерала каких-то непонятных войск по-хозяйски расположился за столом и пил чай. Бывший же участковый Мохов притулился сбоку, между холодильником и батареей. Вечно ходивший дома в одних спортивных штанах, по случаю гостя Михалыч натянул на себя тельняшку. Он попивал чайный гриб, банками с которым был уставлен кухонный подоконник. Они ели бисквитный торт, и его остатки безжизненно лежали в коробке, похожие на развалины Карфагена. Мужики были примерно одного возраста, и, наверное, поэтому до моего прихода разговор у них шел о преимуществах советской власти перед властью теперешней. С моим появлением разговор смолк.
– А вот и он, – сказал гостю Михалыч. И мне: – Второй час ждем.
Генерал поднялся из-за стола. Небольшого роста, лысый, с седыми кустиками волос над ушами, мужик этот вид имел очень воинственный, властный. Он протянул мне руку.
– Марголин. – По всей видимости, это был отец Евы. Если кого я и не чаял увидеть, так это его. – Мартов Андрей Сергеевич?
– Так точно. – Его маленькая сухая ладошка оказалась на удивление крепкой, да и сам он, несмотря на возраст и рост, производил впечатление человека физически очень сильного. Или это военная форма вводила меня в заблуждение?