Разлюбовь, или Злое золото неба
Шрифт:
– Хочу заверить всех и каждого, – сказал он серьезно и вдумчиво, – что в природе никогда не было, нет и быть не может никаких кладоискательских таблиц. Это было бы слишком просто. Всякий раз, отправляясь на поиски клада в то или иное место, я руководствуюсь тремя вещами: рекомендациями моих научных экспертов, которых здесь представляет господин Збигнев Вотульский (жест в сторону господина в лохматом пиджаке), собственной интуицией и тем, что называют удачей. «Будь ко мне благосклонна, Фортуна!» – взываю я всякий раз. И нередко она меня слышит. Нередко, но, к сожалению, гораздо реже, чем хотелось бы. Вот и все.
Я смотрел на тебя, Анечка, я глаз с тебя не сводил, а ты внимательно слушала кладоискателя-гангстера, сидя к нему в пол-оборота, и одна из камер
– Вы из немногих, – вкрадчиво заговорил Лебедев, – кто поиски кладов превратил в бизнес, причем – в весьма выгодный бизнес. И в его основе лежат всего лишь рекомендации экспертов и интуиция?
Маркель тонко улыбнулся в ответ на эту маленькую провокацию.
– Кладоискательство, – мягко сказал он, – это не только бизнес, но это еще и игра. Трудная, чаще тягомотная, нежели интересная, дорогостоящая, иногда опасная игра. Нередко игра с огнем. – В его голосе появился легкий, но вполне ощутимый металл. Да, такой своего не упустит. – Как и во всякой игре, здесь тоже – можешь выиграть, а можешь и проиграть. В девяти случаях из десяти вложенные силы и средства оказывались брошенными на ветер – мы ничего не находили. Просто слухи о наших успехах весьма преувеличивались в рекламных целях, а информация о реальном положении дел замалчивалась в интересах бизнеса. Вот и все. Большинство наших последних проектов оказались убыточными, поэтому несколько лет назад я и начал сворачивать свою кладоискательскую деятельность.
И на другие вопросы Маркель отвечал в том же духе. Его ответы сводились, в общем, к одному – к тому, что с поисками кладов он покончил, ибо годы уже не те.
Что же касается цели его приезда в Россию, то ее можно назвать одним-единственным словом – ностальгия.
– Я уже не молод, – сказал он невесело. – Последний раз был в России восемь лет назад. И вот опять потянуло домой. Просто захотелось побывать на родине, повидать родных, их не так-то много у меня осталось. Вот, кстати, одна из них – моя внучатая племянница Аня, – представил он наконец тебя, Анечка, и в мое серое вещество тут же отозвалось сигналом: система замкнута, все сошлось. Впрочем, система замкнулась уже давно, сразу после слов Дантиста, когда он сказал, что твой род спутан генеалогическими корнями с родом кладоискателя. Просто теперь система получила подтверждение из первоисточника. Анна Теплова – внучатая племянница Петра Маркелова. За которым стоит «Анкерман». Сестра Ганса. Бывшая жена Дантиста. Перекресток, на котором пересеклись наши пути. Маркель еще что-то говорил о тебе (что-то про генетическую память, про Институт картографии, про Сорбонну), но я не слушал, я как-то выпал из реального времени, а когда слух и зрение заново настроились на прямой эфир, речь уже шла о другом.
– … поэтому, к сожалению, я могу посвятить Москве только два дня, – говорил Маркель. – С утра мы уже побывали в Храме Христа Спасителя, на Красной площади, в Коломенском. Вечером идем в Театр имени Евгения Вахтангова смотреть «Ревизора». Завтра у меня несколько встреч с моими русскими коллегами (очень многозначительная фраза), а дальше загадывать не буду. Время, как говорится, покажет.
В этом месте я слез с перил и поднялся лестничным пролетом выше, к окну. Значит, Анечка, ты внучка его брата – это грустное раз. (А почему ни слова, ни полслова об этом брате?) Ты под прикрытием «Анкермана» – это предательское два. Грубо говоря, ты работаешь на Маркеля – это противное три, если, конечно, можно назвать работой твою пассивно-посильную помощь по мелочам. Можно ее так назвать? А почему бы и нет? В любом случае – я в дураках, что и требовалось доказать.
Минут через пятнадцать внизу зашумели, задвигали стульями, и сверху мне стало видно, как из подъезда показались два охранника, Маркель рука об руку с тобой, Анечка, а следом и эксперт с польской фамилией в своем лохматом пиджаке.
Группа еще немного постояла на улице у «Мерседеса», явно позируя. Маркель обменялся с Лебедевым рукопожатием, но этого им показалось мало, и они обнялись. Все это снималось обеими
«Мерседес» развернулся на площади и влился в поток машин, идущий по проспекту в сторону центра. Серый микроавтобус охраны следовал за ним.
– Какая встреча!
От неожиданности я вздрогнул.
За моей спиной стоял Щипач. Держа руки в карманах брюк, он покачивался с пятки на носок и глядел на меня сквозь бесстрастные стекла зеркальных очков.
– Привет, буфет! – сказал я, как мне показалось спокойно и даже насмешливо. – Какие-то проблемы? – Это вырвалось у меня непроизвольно, само собой.
– У меня? – Он пожал плечами. – Проблемы, по-моему, у тебя.
Ответить мне было нечего. У меня на шее все еще висел фотоаппарат, и вместо ответа я взял и сфотографировал Щипача.
– В милицию твою фотографию отнесу, – объяснил я. – Скажу: этот человек меня преследует. У меня в милиции родственник работает – это чтобы ты знал. В отделе по борьбе с организованной преступностью. Как, говоришь, твоя фамилия?
– Слушай, придурок, – устало сказал он. – Отдана команда о твоей ликвидации. Понял? – Он поднял очки на лоб. Фингал у него почти рассосался, превратившись в легкую желтоватую тень. – Анна просила тебе передать, чтобы ты не появлялся ни на Тимирязевской, ни в общежитии, ни в Видном. В общем – нигде. Линяй скорее, придурок, – сказал он почти шепотом и сделал шаг по ступенькам вниз, – под пулей же ходишь. – И утратил ко мне интерес.
Глядя на его бритый затылок, я перевел дух.
«Спасибо, что предупредил», – молча сказал я ему вслед.
«И тебе, Анечка, тоже спасибо».
Вон оно, значит, как!
Щипач не спеша спустился на первый этаж, но из главных дверей не вышел – минут пять я ждал его у окна, машинально щелкая и щелкая фотоаппаратом, снимая двойное стекло окна. Да, похоже, это действительно вилы. Маркель приехал, вошел в тему и велел меня убрать, как отработанный материал. Что делать?
Я осторожно сошел вниз. Там сворачивали провода, убирали аппаратуру, рабочие уносили стулья. Щипача не было видно. У главного входа стояли две иномарки и «девятка» цвета морской волны – не исключено, что в одной из машин засел «Анкерман». Хорошо бы выбраться отсюда другим путем, но где его взять?
Шагами праздного гуляки я оправился по периметру первого этажа и скоро обнаружил справа, под лестницей, приоткрытую дверь черного хода. Она вела на задний двор, заставленный поддонами с кирпичом, старой мебелью и штабелями досок. Как раз в этот момент там разворачивался грузовик с трубами; вахтер запирал ворота.
– Одну минуту, отец, не закрывай! – окликнул я его, деловито переложил портфель из руки в руку и выскользнул за ворота в «1ый Глиняный переулок». Скорее, скорее отсюда, только вот куда податься, если везде перекрыт кислород? Или он еще не так уж и перекрыт?
Уходя все дальше от Дома Путешественника паутиной проходных дворов, я думал, что из Москвы, конечно, уеду, но прежде все-таки надо кое-что довести до конца. Главное, не психовать и не суетиться. Жалко вот, что ни Мишки нет под рукой, ни Рашида… а если Рашиду позвонить?.. Нет, стоп, не надо никого подставлять.
Так, мои активы… Мотоцикл. «Ямаха» – это мобильность и скорость. Второе – деньги… Что у меня с деньгами?.. Я купил в палатке бутылку минеральной воды, сел на первую попавшуюся лавочку и пересчитал свою наличку. Сто восемьдесят пять долларов и семьсот тридцать рублей, включая мелочь. Да, можно сказать, хана гонорару. Третье – я предупрежден, а они не знают, что я знаю. Видно, у тебя, Анечка, со Щипачем какие-то эксклюзивные отношения, раз он передал твои слова. Что, интересно, за отношения?.. Ладно, теперь это уже не мое дело, теперь надо вести себя безошибочно, единственно верно, иначе карачун, иначе кердык… Так, что у меня осталось на Тимирязевской? Кое-какие шмотки, книжки, ноутбук – там все это пока и оставим. В общежитие можно не ехать – созвонимся с Костей и махнемся одеждой в обратном порядке где-нибудь на природе. Надеюсь, «хвост» он за собой не притащит.