Разлюбовь, или Злое золото неба
Шрифт:
Я позвонил на мобильный Косте. В институт он не пошел, сидел в общежитии и писал повесть. Мы встретились с ним через час и обменялись одеждой. Потом я поехал за мотоциклом.
Глава 34
Ах, дорога навстречу солнцу!
Так бы и мчаться тобой всю жизнь под свист ветра, под сверкание синевы апрельского неба, так бы и загибать мысленно пальцы, десятками считая верстовые столбы, летящие прочь. Так бы и слушать шипение асфальта под широким устойчивым колесом и щуриться на спидометр из-под козырька гермошлема
Ложись, ложись, дорога, под новый протектор, а ты, колесо, мчи, каждым своим оборотом приближая «Ямаху» к тому самому Мельниковскому лесу и одноименным болотам, подробности которых уже давно маячат в моем воображении.
Короче, я гнал на северо-восток, склоняясь к востоку, и без пятнадцати два был уже на развилке, где мы ночью отстали от «Вольво». Я свернул направо и вновь подбросил газку. Дорога шла полем. По обеим сторонам чернела пашня, а справа вдали полз маленький железный муравей, верша свою пахотную работу. Километров через пятнадцать дорога нырнула в лес. Пора было глушить мотоцикл.
Я покидал в рюкзак сухпай и пару фугасов минеральной воды, взял театральный бинокль, инструменты первой, второй и третьей необходимости, хорошенько замаскировал «Ямаху» и пошел еле заметной дорожкой, угадываемой в траве. В правом кармане у меня лежал мощный складной нож на всякий пожарный, а в левом – мобильник, который надо бы подзарядить, да где?
Я медленно шел по бывшей дороге, мало-помалу углубляясь в буйные заросли невысокого сочного кустарника, который чем дальше, тем становился гуще. Где-то впереди квакали лягушки, солнце припекало что надо, и все сильнее становился специфический сладковатый запах. Это, наверное, пахли болота.
Скоро подобие дороги сошло на нет, уступив место мягкой сочной тропинке. Когда-то давно машины доходили до этого места, а дальше люди шли пешком. Что за машины? Что за люди? Куда они шли и зачем? Если по-хорошему, то надо бы вернуться в лес, отыскать следы «Вольво» и не спеша, метр за метром, идти строго по ним. Но мне даже думать о возвращении не хотелось. Нет, пойду по тропинке вперед до упора, ведь кто-то же тут ходил. Следопыт из меня примерно такой же, как детектив и как аналитик, да и вообще я уже давно на грани разочарования в самом себе, но уж какой есть, такой есть. Вперед!
Скоро меня начала обступать осока. Впереди простиралось обширное подобие луга, а дальше виднелась щетка леса, куда, похоже, и вела тропинка. Все было словно немного размыто – это солнце дрожало сквозь марево испарений, а воздух был теплый, сырой и терпкий, наполненный крохотной противной мошкой. Комаров пока не было. Тропинка все сильнее начинала пружинить под ногами, а потом и зачавкала. Я разулся, связал шнурки и перебросил кроссовки через плечо. Приблизительно так и ищут приключений на собственную задницу мои современники.
Квакали лягушки, и что-то шуршало в траве – хотелось думать, что ящерицы, а не змеи. Я медленно шел все дальше, и скоро вода доходила уже до щиколоток – теплая, зеленоватая вода, в которой плавали жучки-паучки. И вдруг я увидел гигантский водяной волос. Извиваясь,
Тропинка изогнулась влево и вышла на сухой участок. Тут я попил минералки, покурил, сидя на корточках, и пошел дальше. Но, сделав десяток шагов, вдруг увидел… В прямом смысле слова волосы зашевелились у меня на голове.
Чуть припорошенный травой, вытянутый во всю длину вдоль тропинки, лежал огромный мраморный дог. Его голова была вывернута на 180 градусов, и остекленевшие глаза глядели на пройденный путь. Как он сюда попал? В нем было килограммов 50, и, чтобы свернуть ему шею, надо быть по меньшей мере Шварценеггером. Да, эти Мельниковские курмыши нравились мне все меньше. Я замер. Было тихо. Вернее, было по-болотному шумно: ветерок, перекличка невидимых птиц, треск кузнечиков там и сям, какое-то шуршание со всех сторон, но в принципе надо всем этим тяготела напряженная тишина.
Делать нечего, надо идти дальше. И я пошел – внимательно глядя по сторонам, стараясь ступать по возможности бесшумно, оглядываясь на всякий шорох. Разложенный нож я держал в правой руке. Все мои рукопашные навыки были наготове. Еще из оружия у меня в рюкзаке имелась дымовая шашка, которую мне подарил Рашид в период расцвета нашего «железнодорожного бизнеса». Оружием ее, конечно, не назовешь, но пыль в глаза пустить можно. Всякий раз, отправляясь на дело, я брал ее с собой, да так и не использовал.
Скоро под ногами снова захлюпало, а метров через восемьсот тропинка привела меня в затопленный мертвый лес, где ни травинки не было, ни листка, ни птицы – только сухие стволы торчали из воды. Я выломал хорошую палку и, используя ее как посох, долго шел по колено в этой теплой коричневатой воде. А вокруг стояла такая тишина, что закладывало уши. В нескольких местах вода доходила мне до груди.
Держа курс строго по солнцу, я пересек этот гнетущий лес, вышел на поляну, вернее, на опушку нормального живого леса. Выжал штаны. Стало повеселее. После пятиминутного перекура углубился в чащу, по-прежнему сверяясь с солнцем, и скоро вновь наткнулся на тропинку. Сильно петляя, она повела меня по краю шикарного луга и вдруг исчезла. И только я сделал первый шаг этим буйным луговым бездорожьем, залитым солнцем, как мой посох обо что-то звонко ударился. В принципе ударяться ему тут было не обо что – луг, он и есть лег, – но когда я занес посох, чтобы воткнуть его в твердь луга, он вновь стукнулся обо что-то твердое и отскочил.
Что такое?
Я стоял и смотрел на этот замечательный луг, в котором чего-то явно не хватало. Светило солнце, и панорама перед моими глазами слегка дрожала в мареве испарений – это дышала земля, это было понятно. Но вот какой-то странный блеск над травой не давал мне покоя. Я локтями сдвинул рюкзак чуть вбок, чтобы ветерок обдувал вспотевшую спину, а сам все глядел на этот луг и никак не мог понять причину своей тревоги. Что-то тут было не так. Что?
Опять же – посох. Я снова занес его – и вновь он отскочил от какой-то невидимой преграды с легким, но явственным стуком.