Размах крыльев ангела
Шрифт:
Маша долго и печально посмотрела мужу в глаза, склонила голову, грустно ответила:
– Тяжелое это дело, Саша, тебя любить. Тяжелое и неблагодарное. Прости.
Но Македонский присутствия духа не терял, тоже, должно быть, помнил про совместно нажитое имущество.
Мария поехала в Норкин и быстро развелась с Александром Македонским. Здесь же ей, с помощью того же Пургина, наскоро выправили новый паспорт на имя Марии Константиновны Мурашкиной.
Пургин, кстати, подал еще одну хорошую идею: Клавдия Михайловна со Степанычем переселились в Машин дом, а Македонского отселили в старый, маленький домик Степаныча.
– Мария, – посоветовал между
Маша провела ревизию старых своих, еще питерских вещей, снятых с чердака, и обнаружила, что ехать ей в самом деле не в чем: из старых она просто-напросто выросла, пришлось все отдать Нюсиной Светке. В гардеробе ее были теперь в основном джинсы, свитера, футболки, возвращаться в таком виде домой не хотелось. Подошли только кожаные туфли-лодочки, качественные, вне моды. Маша поехала в Норкин, обошла все магазины, но ничего подходящего не нашла. Все предлагающееся не соответствовало Машиному представлению об облике большого города. Она сходила в парикмахерскую, ровно подстригла сильно отросшие волосы, выкрасила голову французской краской, а на обратном пути набрела на рынке на развал раскладушек «секонд-хенд». Именно здесь нашла неприметный с виду, тонкого полотна костюм изысканно серого цвета и, не задумываясь, купила. Костюм сел как влитой, выгодно подчеркивал ранний загар, стройную фигуру, налившуюся после беременности грудь. Ну и пусть он с чужого плеча, в детстве ведь Мария всегда донашивала вещи после внучки бабушкиной подруги.
Говорят, что вещи несут на себе отпечаток своего хозяина, вбирают в себя часть его энергетики. Оставалось надеяться, что неизвестная прежняя хозяйка костюма была в этой жизни более удачлива, чем она, Маша.
Часть вторая
Мария Мурашкина
Он придет, как только позовешь…
Может быть не белый, словно снег,
Но внезапно, будто летний дождь
Явится…Все будет как во сне.
Он присядет рядом, помолчит,
Заведет с тобою разговор,
Пластилинового ежика вручит
И останется навечно с этих пор.
Если рядом он – не страшно ни чуть-чуть,
Cтрашно только вдруг соскучится, уйдет.
Есть у каждого свой ангел, как-нибудь
Он объявится, найдет тебя… найдет.
Глава 1. Долгожданная встреча
Маша отдыхала во дворе, привычно устроившись прямо на нагретых солнцем ступенях крыльца, а над головой, в гуще яблоневой листвы выводила рулады старательная, незаметная с крыльца пичуга. Пичуга пела переливчато, красиво и тонко, музыкально, будто по нотам. Свой незатейливый мотив она повторяла снова и снова – ненадолго замолкала передохнуть и принималась с самого начала. Голос ее звучал над двором все громче и громче. Маше казалось, что маленькой птахе и самой уже надоели эти без изменений повторяющиеся голосовые упражнения, птица начала раздражаться, из хрустального горлышка вырывалась уже не мелодия, а самая настоящая сирена. Сирена била по ушам, заползала внутрь головы и грохотала там набатным колоколом.
Маша открыла глаза, не сразу поняла, где находится. Показалось, что наоборот, именно не проснулась, а провалилась в какой-то причудливый сон, и в этом
Входной звонок, казалось, вот-вот охрипнет. Кто-то упорно снова и снова нажимал на кнопку, не уходил. Это мог быть только старик-консьерж с бутербродом, больше Маша никого в этом доме не знала, не ждала.
Мария неловко поднялась: нога во сне затекла, ее прошило множеством острых иголок, и пришлось, прихрамывая, босиком ковылять до входной двери. Она немного повозилась с чужим замком, не желающим подчиняться незнакомым рукам, открыла дверь.
На пороге квартиры вместо ожидаемого одышливого, рыхлого старика вырос молодой мужчина в отличном легком сером костюме, не очень высокий, но плотный, с намечающимся животиком, представительный. За спиной у него Мария разглядела еще одного крепыша, попроще.
– Почему открываешь и не спрашиваешь кто?
Действительно, ведь постоянно же по телевизору показывают, что в крупных городах очень сложная криминогенная обстановка. Особенно летом, когда все на дачах да в отпусках. А в этой квартире сейчас никого быть не должно…
Маша хотела проворно захлопнуть дверь прямо перед носом непрошеных гостей, но первый, в костюме, ловко оттеснил ее, навалившись животом, и беспрепятственно проник внутрь. Более того, он крепко ухватил Марию двумя руками за плечи, уверенно прижал к себе и не собирался отпускать.
– Мурашка! Наконец-то! Сколько тебя ждать можно? Я собирался уже сам за тобой ехать, да только, извини, сейчас сезон, время такое горячее, все откладывал.
Тесно и неудобно прижатая грудью к нагрудному карману пиджака Мария могла лишь слабо пискнуть. Сзади, за спиной, раздался голос:
– Михал Юрич, я внизу подожду?
– Да, Валера, подожди в машине.
Мамочка, ведь это же Мишка! Кроме него, ее никто не называл Муркой и Мурашкой. Мишка-друг, Мишка-дядя, которого она никогда, собственно, как дядю не воспринимала, Мишка – «М+М=Д». Маша плюс Миша равно Дружба.
Только никакой это не Мишка. Мишка всегда был на голову выше нее, безо всякого живота и с копной курчавых, темных волос, а этот гражданин имел приличные залысины, по всему видно упорно боролся с лишним весом и ростом был почти вровень с Машей. Если ему сейчас предложить поиграть с ней в фигурное катание, то он не то что уронит головой об пол, он вообще не сможет поднять и раскрутить. Нет, не Мишка, это теперь был чужак, и никаких теплых чувств у Марии к нему не возникало, несмотря на абсолютную близость и «Мурашку». Стильные очки в тонкой позолоченной оправе придавали его взгляду строгости и серьезности, аккуратная стрижка – волосок к волоску – добавляла респектабельности. И запах от него исходил не прежний, Мишкин, а индифферентный букет незнакомого тела и хорошего парфюма.
Машка отлично помнила всех своих близких по запаху. Помнила, как пахнет бабушка цветочным мылом и лекарствами, с кислинкой, помнила мамин запах полевых трав, крепкого кофе, крема для рук, запах простора и весеннего ветра, папа пах сигаретами «Ява», шерстью колких свитеров и длинными романтическими сказками перед сном, даже как пах Македонский, Мария помнила. И Мишка всегда пах зеленкой коленок, акварельными красками, порохом расстрелянных пистонов, влажностью вечно разгоряченной головы вперемешку с польским шампунем «Кася», ирисками в кармане, событиями и приключениями.