Разноцветные глаза (сборник)
Шрифт:
В течение многих лет Прибац ходил то в тот, то в другой сад слушать пение птиц, и это продолжалось до тех пор, пока в 1459 году сербское государство не захватили турки и Градац не опустел. Монахи и городские жители покинули его, а Прибац вернулся в полуразрушенный монастырь, где побывали турки. Увидев обломки своего лежака, он впервые в жизни вошел в монастырские жилые постройки, выгоревшие, страшные, пустые, с обуглившимися рамами на окнах. Когда он раньше видел эти окна, беспорядочно разбросанные по монастырской крепостной стене, ему казалось, что они размещены как попало, без всякого смысла. Теперь, выглянув из них наружу и услышав доносившиеся звуки, он понял, что нашел поющий перстень. Перед каждым из семи окон старого здания находилось по одному византийскому
Когда почувствуешь у себя внутри огонь, беги! – решил Прибац. Кто знает, когда он погаснет и ты окажешься в темноте…
Впервые после того, как Прибац покинул Горажде, он решил побывать у себя на родине. Несмотря на старость, он нашел свою семью, которая по-прежнему насчитывала семь человек, но теперь Прибац уже не знал, кем приходится ему «дед». Он спросил «деда», что тот знает о поющих садах, и получил следующий ответ: «Птицам и Богу принадлежат семь целебных звуков, а остальные, твердые, звуки принадлежат деревьям. Возвращайся и сам увидишь». На дорогу Прибац получил завязанный в кусок холста глиняный пирог с воткнутыми в него веточками, которые обозначали все «твердые звуки».
Вернулся назад он едва живой от усталости и старости, убил камнем ворону, сделал из ее кожи мешочек и стал обходить Градац, двигаясь от сада к саду и отламывая в каждом из них по одной веточке. Когда круг замкнулся и сторож ветров вернулся туда, откуда начал свой путь, он разложил все веточки в том порядке, в каком они были собраны. После дуба и бузины следовали ива, береза, рябина, ясень и, наконец, яблоко. Он сравнил веточки с теми, что лежали в его узелке, и прочитал:
Отгадав, таким образом, нужное слово – «трисводно», он вошел в опустевший храм Градаца и наверху, там, где сходились вместе три готических свода, обнаружил место, где были замурованы сокровища королевы Елены. Но ни ломать, ни долбить стену он не стал, ему не нужно было это богатство, он не хотел к нему даже прикасаться, он просто тут же послал за исповедником и после исповеди и причастия умер, сокрушаясь о том, что невольно открыл божественную тайну.
Исайя Студеницкий утешал исповедовавшегося очень просто: точно зная, как обстоит дело, он сообщил умирающему Прибацу, что ни тайна поющего перстня, ни слово трисводно не имеют никакого отношения к королеве Елене и ее сокровищам. А то, что поющий перстень дал разгадку тайне и указал, где находится сокровище, просто еще раз свидетельствовало о том, что каждое настоящее откровение состоит из многих других маленьких тайн, тех, что служат ему и хранят в нем свои ключи.
В 1942 году рукопись монаха Исайи Студеницкого, датированная 1493 годом, была напечатана в одном французском журнале, посвященном вопросам славистики, а в шестидесятых годах XX века архитектор Оливера Маркович в очередной раз восстановила Градац. В конце весны 1968 года два французских туриста со старославянско-французским словарем, где было подчеркнуто слово трисводно, и пачкой свежих белградских газет вышли из своего «ситроена» в городе Дрвеник-на-Ибаре недалеко от Градаца. Они наняли местного продавца газет, чтобы он за хорошую плату отнес эти газеты на холм возле Градаца и там распродал. Тот, еще не получив своей обычной почты и ничего не поняв, согласился, соблазнившись предложенной ему суммой. Когда, подойдя к монастырю, в котором молилось несколько человек, иностранцы сделали ему знак начинать продажу, продавец,
Услышав новость, люди выбежали из церкви, с недоверием и волнением накинулись на газеты и, на ходу глотая сообщение, устремились вниз по склону в сторону села. Французы остались в храме одни. Воспользовавшись общим замешательством, они беспрепятственно вскрыли тайник в месте пересечения трех готических сводов, обнаружили сокровища святой градацкой королевы и унесли их.
Вот так приданое Елены Анжуйской вернулось во Францию, потому что действительно всякую вещь можно и сохранить, и потерять одним и тем же способом.
Истинное положение вещей
После 1942 года в Югославии было много беженцев, которые пытались перебраться с территории, оккупированной немцами, в ту часть страны, которую занимали итальянцы, потому что там даже в лагерях условия жизни были лучше, чем на северо-востоке. Весной 1942 года в числе этих беженцев, направлявшихся в Албанию, оказались двое мужчин и одна женщина. В пути у них все время возникали какие-то затруднения, хотя имелись и паспорта, и все необходимые печати на фотографиях. Првуд Балочевич, так звали одного из мужчин, был пожилым человеком высокого роста. Он нес на плече вертел с насаженными на него кочанами капусты и был задумчив и молчалив. По дороге он здоровался только с деревьями. Второй, в паспорте которого значилось, что он Матия Врана, был неопределенного возраста, у него в поясе было спрятано немного рыбной муки. Женщина по имени Анастасия Делянович была молодой и красивой, и у нее на боку висели две длинные перчатки, наполненные пшеницей, а в паспорте, выданном ей оккупационными властями, стояла отметка о том, что она беременна, и это было уже совершенно очевидно. Они верхом проехали Рудник и долиной Ибара спустились в Косово. Останавливаясь отдохнуть, они просили у крестьян кипятка, бросали в него несколько зерен пшеницы, добавляли нарезанную капусту и заправляли суп рыбной мукой. Миновав Косово, они обули опанки задом наперед и продолжили дорогу пешком. Если они поднимались в гору, то по следам казалось, что они спускаются с горы, и наоборот. Однако вскоре их обнаружили и доставили в небольшой фильтрационный лагерь на границе между немецкой и итальянской территориями. Лагерь охраняло подразделение из местных жителей, поступивших на службу к немцам. У мужчин и женщины отобрали документы и отослали для проверки в какое-то центральное немецкое учреждение. Они оставались в этом лагере гораздо дольше, чем предполагали, и пока они там находились, несколько раз сменился и комендант лагеря, и гарнизон, охранявший заключенных.
Лишь в конце 1943 года прибыли сведения о двух мужчинах и женщине, которая за это время родила ребенка. Получилось так, что документы Балочевича и Враны оказались готовы раньше, чем бумаги Анастасии Делянович. Мужчины, вместе с большей частью других беженцев, первыми получили визу для перехода на итальянскую территорию и покинули лагерь, забрав с собой и мальчика Анастасии. Когда наконец пришли документы Анастасии, обычная в таких случаях проверка установила явное несоответствие: в паспорте значилось, что женщина беременна, но она таковой не являлась, притом дата в документе была написана неразборчиво. Несмотря на все объяснения, ее оставили в лагере, потому что описание из паспорта не соответствовало истинному положению вещей, а лицо, имя которого стояло в паспорте, не соответствовало описанию.
Двое мужчин, покинувших лагерь вместе с малышом, долго хранили в памяти удивительный образ красивой женщины, оставшейся на вражеской территории. Они вспоминали, как она держала в руке нож, такой длинный, что он изгибался и пел. Они вспоминали и большой мягкий хлеб, который она резала ножом, прижимая к себе, и грудь ее была теплой и мягкой и дышала так же, как дышал хлеб, утопавший в ее груди. Потом каждый из них получал по куску хлеба. А еще позже они вспоминали, что в лагере не было ни ножа, ни хлеба.