Разношерстная... моя
Шрифт:
– За здоровьице пить станем? Иль опоздали? А то и покоя за кромкой кой-кому пожелаем.
– Руки у них коротки, – криво усмехнулся Таймир.
– Да тут длина рук, вроде, и не причем. Тут закавыка целиком в сердце. Я, к примеру, прибил бы тебя, как шелудивого пса, коли ты б мою дочь со свадебкой обманул. Распаленная да не попавшая замуж невеста – пропащее дело. Эта дрянь всю остатнюю жизнь родителя обратит в одну непрерывную пытку. Ведь во всем белом свете нет жутчее оборотней, чем наши бабы. Такие перевертыши, что иной раз оторопь берет. Вот возьми мою супружницу. Высмотрел я ее на постоялом дворе южного
– Так ты чего, с малолетства на нее запал? – догадался Таймир.
– С чего ты решил?
– Иначе, с чего бы тебе помнить всю эту чушь?
– Ну, и с малолетства! – запетушился Юган. – Не твое дело, державник! Ты эти свои подначки с вывертом брось. А то в морду дам. Целый день кулак чешется. А случая не представилось.
– Не, мне в морду нельзя, – убежденно возразил Таймир. – Я на службе. Несолидно для сотника. Так любой возомнит, будто на меня с рукоприкладством позариться можно. Ты давай, не отвлекайся. Взялся поучать, так не увиливай. Поведай, как тебя облапошили да охомутали.
– Это ты такой гордый с тех пор, как от невесты сбежал? – подначил Юган, любовно пялясь на чарку, что так и не опустошил.
– А тебе и завидно, что сам не вывернулся.
– Не, я добровольно сдался. Верней, сбежать-то сбежал, да не один. Орянку в плащ завернул, на седло бросил и дал дёру. Тестюшка-то благословить кинулся. Еле-еле мы со Сваром от дрына и увернулись-то. Добро хоть псов спустить не поспел. Чего там ночью на дворе разглядишь?
– Стало быть, за здоровьице вполне уместно выпить. Коль ты свое сохранил, – хмыкнул Таймир, поднимая чарку.
Выпили, закусили, не отвлекаясь на словоблудие, утерли рты.
– А тебе кто натрепал про мою невесту? – как бы, между прочим, поинтересовался сотник.
– В который раз? В первый, в двадцатый иль в сотый? – въедливо уточнил Юган.
– Треплются?
– А то. Про такую цацу, как ты, грех не трепаться. Коль мечом иль ножом тебя не достать, так хотя бы обмарать по-всякому. Небось, всякому лестно героического сотника Тайной управы дерьмом вымазать. Так и сам, вроде как, в герои пролезешь. Девкам отважные суждения страшно нравятся. На кой им скучная правда? Тока мозги в беспорядок приводить. Ты-то у нас холостой, неученый. Небось, вот также наплел девке всякой всячины. А она из нее сказку слепила. Дескать, Таймир сын Велисава обещал на мне жениться. Тотчас приданное ворошить взялась. Да еще и прилюдно, дабы на вранье не прищучили. Понадеялась умница великая, что ты постесняешься в полный отказ пойти.
– Кабы так, – глухо прорычал Таймир, сминая в кулаке пустую ни в чем неповинную стопку. – Я б ее тогда саму ославил на всю Антанию. Расписал бы ее добродетель по всем углам.
– Дядька научил? – уважительно поинтересовался Юган. – Эх, мне б такого учителя. Я б не тока разбойником… Я б еще кем повыше заделался. На самую верхушку взгромоздился.
– На кой хрен? – неподдельно удивился Таймир. – Ты ж трудиться-то не шибко любишь. А наверху тока успевай поворачивайся. У Твердиславы-то старики-ближники молодыми козликами
– Ты сам-то не увиливай. Доскажи: откуда у тебя невеста вдруг образовалась? – напомнил Юган, плеснув себе самогона. – Эй, кто там?! – рыкнул он на всю трапезную. – Чарку притащите! Да поплоше! Чтоб не жаль было выбросить, – проворчал он уже себе под нос.
– Жадный ты стал, братец, – усмехнувшись, попенял Таймир.
– Зато не дурак, – огрызнулся Юган и замахнул чарку.
Поморщился, заел и повелел:
– Рассказывай.
– А чего тут особо рассказывать? Добрая девка. Башка здорово варит. И с рожи ничего себе. В сулийские тавлеи играть наловчилась. Преуспела даже. И поговорить есть о чем.
– Увлекся?
– Увлекся, – покладисто покаялся Таймир. – Захаживать стал.
– Ага. Иной раз и засиживаться, – подхватил Юган, приняв у прислужника чарку и наполнив ее до краев. – И с чего бы ей в голову-то пришло, будто ты с намерениями мостишься?
– Кабы ей пришло! Матушке ее неугомонной в башку вступило. С самим Хранивоем породниться обзарилась. Вот к нему дурища и сунулась. Дескать, как здоровьице, сватушка?
Юган заржал так, что в трапезной мгновенно повисла мертвая тишина. Сотрясаясь всем телом и утирая глаза, Батя замахал руками, мол, пейте себе, да уши не развешивайте. Отдыхающая у него после трудов на южном тракте ватага нехотя вернулась к своим делам. А Юган взмолился:
– Не тяни. Сразу скажи: Хранивоя удар не хватил?
– Не, он у меня крепкий, – с нарочитой гордостью похвалился Таймир. – Мы его с Едреном быстренько из одеревенения вытащили. Самогонкой. Отмяк сердешный.
– А сватья?
– С перепуга вмиг из управы вылетела. Мужики на дворе тока рты пораззявили, как она ускакала прочь добрым галопом. Еще после расспрашивали, дескать, чем это тетку так прижгли? Мол, научите, люди добрые. У каждого в семье своя такая же болячка гноится. Дескать, не зажимайте совета доброго, – юродствовал Таймир.
– Хранивой после долго цеплялся? – посмеиваясь, налил себе Юган.
Они выпили, похрустели капусткой.
– Недолго, – продолжил Таймир. – Но жестко. Даже именем матушки покойной разжалобить пытался. Он, вишь, поклялся ей перед смертью, что оженит меня.
– Врет, поди, – предположил Юган.
– Понятно, врет. Матушка давно на меня рукой махнула. У нее и от сестрицына выводка голова кругом шла. Ты ж видал моих племяшей? Племя пакостное сокрушительное. Так моя сестрица еще в скромницах числится. А от меня и вовсе такой приплод пойдет, что тока держись. Не, я на стороне дядьки держусь. Мне этих баб в собственном доме…
– Одна порода, – вздохнул Юган, нарочито пригорюнившись, будто старая бабка.
– Ты о чем?
– Тоже врать горазд. Как и дядька твой великомудрый, – пренебрежительно отмахнулся друг. – Добро бы, кому чужому. А мне-то на кой твое вранье?
– Не хочу о Яльке, – вмиг посмурнел Таймир. – Или заткнись…
– Или?
– Пойду напиваться в другую дыру, – пригрозил мученик своей наперекосячной доли.
– Добро, – отступился Юган. – Ты мне вот что скажи: с самой-то девкой о ваших делах перемолвился?