Разношерстная... моя
Шрифт:
– На кой? – не понял Таймир.
– Сам же говорил: добрая девка. Переговорить надо. Коль умна, так ее не отказ надуманный оскорбит, а твоя трусость.
– Думаешь? – всерьез озаботился неудачливый женишок.
– Знаю, – веско утвердил многоопытный супруг и даже поднял палец для пущей убедительности.
Таймир нешуточно задумался. Да так, что не заметил, как насторожившаяся на его сумрачное лицо Оряна поставила перед ним миску щей. Она взялась, было, попытать взглядом притихшего мужа. Да тот отмахнулся, дескать, потом все обскажу. Хозяюшка понятливо убралась подальше от жутко таинственных пустяшных мужицких забот. А два озабоченных товарища в молчании похлебали горячих щец. А после выпили. И потом еще выпили,
Таймир уж почти лежал на столе, в пьяном умильстве любуясь на сцепившихся супружников. Молчал да радовался, что хоть кому-то на всей земле до него есть дело. Помимо дядьки, понятно. Вспомнив о Хранивое, он глянул в окно. А там уж и темень непроглядная – досиделся! А ведь клялся-божился, что скоренько сбегает проведать старого друга и тотчас обратно. То-то дядька скривился под эти его клятвы. Ведал: где доверять словам племяша, а по какому случаю его просто послать подальше.
Он собрался с силами, дабы речь не спотыкалась о каждое слово, и взмолился:
– Орян..шка. Намешай… Не дойду…
Та глянула на него со всем сладострастием бабы, которой аж зудело пройтись насчет его пьяной рожи. Да тем жена Югана славна и была, что знала: когда можно, а где не грех и проглотить накипевшее. Она потопала за стойку. Там у Югана всегда хранились зелья для снятия хмельной дури, что научила замешивать Оряну еще Отрыжка. Таймир с вожделением следил за каждым движением спасительницы, предвкушая близкое просветление в башке. Да обретение твердости в членах, что позволит ему удержаться в седле до самого… А вот домой с некоторых пор не хотелось, хоть вешайся. После смерти матушки в родном дому все опостылело. Он почти безвылазно торчал в управе, соорудив там себе уголок для ночлежки. Дядька иной раз прогонял его, и тогда Таймир тащился на ночевку в харчевню старого Бати. И тут Оряна отвела милому другу свой уголок. Ибо в ее дом, что выстроил для любимой женушке Юган, его друг заселяться не желал, сколь не уламывали.
– Хлебай, пьянь зазорная!
Перед носом задремавшего державника грохнула о столешницу здоровенная деревянная чаша. Он вцепился в нее обеими руками и присосался к мозголомному зелью. А вскоре уже прощался на пороге с хлебосольным хозяином, вполне себе ничего – твердо стоя на ногах. Юган тоже приложился к зелью, чем обычно пренебрегал. Не любил пускать хмель по ветру. Однако, как и чуялось, он не все успел досказать прежде, чем они надрались до потери облика. И теперь хмуро выложил недосказанное, не особо чинясь. Иль заботясь о душевных муках друга.
– Нынче ночью мы с Орянкой новый подарочек получили. Как раз шестой. Синенькие оба такие. Чистейшей воды. Да здоровые, что твои куриные яйца. Знать бы, кого эта поганка обнесла? Кто поутру проснется обиженным? Ты там ее никак?.. Не чуешь?
– Да нет, вроде, – насторожился Таймир, поводя глазами по темному подворью. – Может, сразу же и смылась обратно на север?
– Может быть, – задумчиво повторил Юган. – Тока чего-то муторно у меня на душе. С самого утра, как увидал подношение. Ровно потеря мне какая корячится. Ты как, помирать не надумал?
– Не сегодня, – усмехнулся Таймир.
– И я вроде не сбирался. А оно все ноет да ноет. Кабы не беда с нашей паршивкой стряслась.
– Признаться, у меня самого нынче душа не на месте, – решился Таймир, хотя еще мгновение назад и не думал посвящать друга. – С рассвета дожидался случая к тебе завалиться.
Юган внезапно обнял его, словно прощался не на пару-тройку дней, а навечно. Да и руки Таймира сами собой притиснули друга к груди с неистовой силой. Они разлепились и даже не смутились нелепого порыва. Просто разошлись: Юган в харчевню, а Таймир… Неведомо куда, ибо осоловелый от долгой дремы Багрен тащился наугад. Хозяин команды не давал, а ему и вовсе было плевать: куда и зачем. В этаком своем обоюдном непонятном отупении они дотащились не куда-нибудь, а к подворью одного из богатейших купеческих семейств Стольнограда. Туда, где сотника Тайной управы нынче и вовсе не желали видеть. Да и он не рвался искушать судьбу. Но вот, поди ж ты: она рассудила по-своему.
Больше книг Вы можете скачать на сайте — Knigochei.net
И тут Таймир показал себя и вовсе распоследним дураком. Нет, чтоб уносить ноги подальше от обиженного семейства, так он еще и через ограду полез. Благо дотянулся до края, встав в седле и едва не навернувшись – Багрену его выходка тоже пришлась не по нраву. Он подался прочь от стены, но Таймир успел зацепиться. А после вскарабкался наверх, бдительно оглядывая широкий двор. Хорошо Яльке: обернулась кошкой и лезь себе, куда вздумается. Хотя теперь-то она, поди, из кошачьей шкуры выросла. Теперь и ее волчица боле не походит на худосочного недокормыша. Эти мысли текли в голове мягко с приятной остудой, не приводя, как обычно, в бешенство. Ему даже как-то захотелось думать о ней все дольше и дольше. И когда пробирался по крышам надворных построек к хоромам. И когда лез на стену, пристроив к ней две подобранные на дворе жердины. И когда доскребся, наконец-то, до терема, венчающего купеческий дом. Да что там! Мысли о Яльке все еще ворохались в башке, когда он уже влезал в открытое окно девичьей горницы.
– Я, как знала, что нынче ты придешь, – встретил его тихий спокойный голос из-за отдернутого полога кровати.
Таймир мягко без стука спрыгнул на пол и прикрыл за собой окно. Затем подошел прямиком к кровати и уселся на край постели. Глянул на белеющее в темноте лицо. Разглядел широко распахнутый ворот рубахи, откуда выглядывали соблазнительные округлые бока высокой груди, и прямо-таки потребовал:
– Истранка, выходи за меня.
– А чего ж так напористо? – сдержанно необидно усмехнулась она, и села, подгребая под спину подушки: – Боишься передумать? Торопишься пути назад обрубить?
– Брось! – выпалил он досадливо.
– Попытаюсь. Тока для начала свечу запали, – попросила девушка. – Я в глаза твои загляну. А после и решу: к тебе ли броситься, иль вправду бросить все. Да позабыть. Мне думается, я справлюсь.
Под мерное журчание ее голоса Таймир нащупал на столике у кровати подсвечник на три свечи. Зажег одну. Истранка смотрела на него… не совсем так, как он ожидал. Ни обиды, ни затаенной боли. Эта умница-разумница изучала его помятую после попойки рожу со всем тщанием. Будто карту, на которой отыскивала путь, по какому ей следовало идти. И весь пыл вломившегося к ней по ночи жениха как-то разом утух. По дороге сюда Таймир как-то обогнал мысль о том, что он законченный болван. Да теперь та его настигла. И вот уж ехидно скалилась, ожидая: чего он еще такого выкинет?
– Ты еще и пьяный, – едва уловимо попрекнула Истранка. – Хорош женишок. На трезвую голову тебе, видать, и вовсе не по силам свататься. Это ж, до какой меры тебе противна сама мысль…
– Ты говоришь лишнее, – хмуро оборвал ее Таймир. – Что бы там у меня на душе не творилось, это не навечно. Ты, помнится, твердила, будто мы сами творим свою жизнь. Ну, так давай, твори. Бери то, что есть. Я себя переиначить не сумею. Не для тебя, не для кого иного.
– Кроме неё? – с прохладцей уточнила девушка, взявшись переплетать растрепавшуюся косу.