Разные годы
Шрифт:
Советский Союз располагает и тем, и другим, и третьим.
ТРАССА
За окном самолета бурлит, шумит, бьется река. Летчики прислушиваются, молчат. Высокий, светловолосый, всегда подтянутый Леваневский и смуглый брюнет, чье красивое и обаятельное лицо никогда не покидает веселая, добрая улыбка, — они стоят перед окном-иллюминатором и вглядываются в кромешную тьму.
Леваневский ложится спать. Он долго устраивается, укутывается, лезет в олений спальный мешок. Левченко остается дежурить — с арктическими ветрами
— Если бы у меня спросили, — говорит Левченко, — какой участок воздушного пути от Лос-Анджелеса до Булуна был самым трудным, я бы, не задумываясь, сказал:
— Северное побережье Канады.
В Америке летчиков предупреждали о предстоящих трудностях. Известный полярный исследователь Стефенсон прислал Леваневскому трогательную и заботливую телеграмму. Стефенсон советовал изменить маршрут перелета, избрать более изученный и легкий путь, лететь за высоким хребтом, за цепью гор, защищающих самолет от штормов Великого океана.
Леваневский дважды прочитал телеграмму Стефенсона, подошел к карте, на которой был вычерчен их путь, провел рукой по острым зигзагам побережья и повернулся к Левченко:
— Подсчитайте, Виктор Иванович, какой путь короче — северный или южный.
Левченко разложил карту на полу. Измерил, подсчитал, ответил:
— Короче, конечно, северный.
Леваневский подумал несколько мгновений и решил:
— Летим по северу Канады!
Утром они побывали на заводе, где готовился их самолет, а вечером и ночью вновь возвращались к маршрутам, дорогам, путям. Они заглядывали в историю. Кто летал там, на северном побережье Канады? Никто. Какая там бывает погода в это время? Никто не мог ответить летчикам на этот вопрос. Они вспомнили фразу Стефенсона: «Там лететь трудно, а местами невозможно».
В Сиэттле Леваневский обратился к метеорологу:
— Мы полетим на Джюно. Какая нас ждет погода в Британской Колумбии?
Метеоролог долго сидел над синоптической картой и, наконец, заявил:
— Там всегда туман!
Потом, помолчав, добавил:
— Видите ли, мы воздерживаемся от прогноза. Мы считаем свою науку слишком несовершенной для этой цели.
Леваневский встал и сказал:
— Полетим, посмотрим. В сущности, для этого мы и летим.
Долетев до северной оконечности острова Ванкувера, летчики попали в дождь, туман, низкую облачность. Они снизились и летели над океаном на высоте 50 метров. Неожиданно вынырнул из тумана архипелаг скалистых островов Британской Колумбии. Облака «прижимали» самолет к воде. Летчики совершили посадку в Великом океане.
Два дня Леваневский и Левченко мужественно боролись со штормом и туманом. Здесь решалась судьба всего перелета. Здесь они столкнулись лицом к лицу с бушующей стихией. Леваневский не жалел, что он полетел именно этим путем. Стефенсон прав: путь этот труден. Но надо не бояться его, а изучать, исследовать, бороться. Нужно отыскивать новые пути и новые дороги: короткие и быстрые. Именно это имел в виду Леваневский, начиная свой перелет.
Левченко устраивает себе кровать из двух кресел, смотрит на спящего Леваневского, не решается будить его.
Булун — это маленькое село, расположенное
Левченко закрепил самолет на якорях на середине широкой и буйной Лены. С берега люди все еще звали летчиков в гости. Они предлагали отдых и сон, покой и ужин. И когда Леваневский передал стоявшим на берегу реки, что в село он не пойдет и всю ночь останется у самолета, летчику не стали возражать. Этого требуют условия Севера. Леваневский знает Арктику. Пусть он поступает, как считает нужным.
— Но, может быть, вам нужна какая-нибудь помощь? — кричали заботливо с берега.
— Нет, — откликнулся Левченко, — шторм еще не так велик.
Он прислушивался к вою ветра, определяя его силу. Виктор Левченко заснул. Но ненадолго. Разбудил ветер.
Было холодно и тревожно. Шторм мог сорвать самолет с якорей и прижать его к скалам. Нужно следить, прислушиваться, не спать.
Леваневский проснулся, прошелся по кабине самолета, поежился от холода и снова лег. Все-таки нужно отдохнуть — предстоит тяжелый день. Во время перелета из бухты Амбарчик в Булун они попали в туман, забрались в облака, шли вслепую, не видя ни земли, ни моря, доверяясь приборам и своему опыту. Но как уснуть? Левченко стал у окна, вглядываясь в непроницаемую тьму.
— Скоро должно светать, — сказал он, — к утру ветер стихнет.
— На рассвете и уснем, — ответил Леваневский.
Так сидели они вдвоем, прислушиваясь к каждому шороху на реке. Перед рассветом ветер стал стихать. Река успокоилась, шум прибоя уже не заглушал крики людей. Леваневский завел мотор, и перелет из Лос-Анджелеса в Москву продолжался.
От Булуна мы летели над рекой. Лена сверкала внизу, то разветвляясь на протоках, то вновь сливаясь. Река пробила себе путь в горах, в тайге, в скалах.
— Это наша спутница, — говорил Левченко.
За Полярным кругом, после Жиганска, летчикам пришлось расстаться со своей «спутницей». Туман вновь закрыл от Леваневского берег. Решение принимается мгновенно. В воздухе нет времени для раздумья, и самолет начал набирать высоту. Исчезли скалы, берега, реки, тайга. Под нами плыли облака. Они напоминали айсберги, поднятые высоко в воздух.
Леваневский передал управление Левченко, открыл окно своей кабины и начал фотографировать. Он попросил Левченко повернуть немного самолет, чтобы ярче заснять облака.
В воздухе Леваневский часто превращается в кинооператора. Левченко не только штурман — он и пилот. В этом году штурман окончил Севастопольскую школу летчиков и ведет самолет уверенно и смело. И поэтому Леваневский спокойно занимается своими «киноделами» с таким же увлечением, как и авиационными. Таков уж характер у этого человека. Он отдается целиком тому делу, которое его увлекает, со всей силой своей страстной души.
От Булуна до Якутска и Красноярска мы летели почти без отдыха. Леваневский и Левченко засыпали поздно ночью и пробуждались еще до рассвета. Их день начинался задолго до восхода солнца. Они сами заливали масло, сами чистили самолет, заполняли баки бензином.