Разные судьбы
Шрифт:
— Предлагайте, — сказал начальник дороги. — В какую сторону расширять депо?
Зал напряженно притих. Кто осмелится первый? Дома добротные, ломать их рука не поднимется. Главное, в жилье острый недостаток.
«Пусть приговор произнесет кто-нибудь другой, только не я, — думал каждый. — По крайней мере, совесть будет чиста».
Поэтому, когда слово попросил Данилюк, все облегченно вздохнули.
Семен Данилюк снял очки, обвел близорукими глазами зал и чему-то улыбнулся. Его улыбка в серьезной обстановке многим показалась неестественной, неуместной. «Чему человек радуется? Веселого-то
Данилюк начал издалека.
— В нашем депо есть корпус для случайного ремонта паровозов, — сказал он. — В насмешку его «Таганаем» называют. С таким названием чайная в городе есть, в которой пьяницы собираются. И хотя здание хорошее, паровозники считают позором заезжать в него, потому что случайные поломки машин у нас не в почете.
Зорин сразу понял, к чему клонит парторг и даже чуть привстал с места. Надо во что бы то ни стало помешать. Крикнуть бы на весь зал:
«Помолчи! Ты же новый человек в депо! Какое же имеешь право?»
Но разве можно кричать? От ярости пересохло во рту и застучало в висках. А Данилюк смотрел теперь прямо на него, заговорщицки подмигнул и продолжал:
— Мы посоветовались с Владимиром Порфирьевичем и решили: отдать это здание электровозникам. Обойдемся без него! Паровозный парк сократился, случайные заезды теперь редкое явление. А для неотложного дела можно промывочные канавы использовать. Пустуют они зачастую.
«Выболтал! — возмущался Зорин. — Канавы пустуют. Да разве же так поступают руководители? Цехами разбрасываться! Встану и скажу: не советовался со мной. Не отдам здание. Кого вы слушаете — он без года неделю в депо!». Но оценив настроение собрания, Владимир Порфирьевич понял, что возражать сейчас парторгу — бесполезное дело. В зале шумно задвигали стульями, заулыбались, руководители дороги одобрительно переглянулись между собой. Предложение Данилюка понравилось. Зорин впал в оцепенение. Вывел его из этого состояния вопрос начальника дороги.
— Ну как, Зорин, обойдетесь?
— Обойдемся, — обреченным голосом прохрипел Владимир Порфирьевич.
Начальник дороги кивнул головой и поставил точку:
— Так и порешим. Электровозникам завтра же принять здание и начать оборудование.
Обратную дорогу из областного центра до города Зорин не обмолвился с парторгом ни словом. Даже пожалел, что сел в один вагон. Если Данилюк поглядывал в его сторону, Зорин демонстративно отворачивался.
«Лиса, — кипел Владимир Порфирьевич. — В глаза улыбается, а сам с подковыркой, вредит потихонечку. Или, возможно, считает: я ему покорился? Нет, дорогой, не дождешься. Зорин цену себе знает. Как-нибудь дотянем до отчетно-выборного собрания, а там посмотрим. Удержишься ты на своем месте или нет. Осталось каких-нибудь два месяца — потерпим».
И Зорин терпел. Он старательно избегал парторга и разговаривал с ним только при крайней необходимости Правда, такая необходимость возникала чаще и чаще. С передачей корпуса электровозному депо среди паровозников будто лед тронулся — хлынул поток заявлений о переводе к соседям. У многих оказались и права управления электровозом и новые слесарные специальности.
Владимир Порфирьевич удивленно разводил руками:
— Когда они успели выучиться?
Уход каждого рабочего Зорин воспринимал болезненно,
Тогда начальник депо встревожился по-серьезному. «А с кем останемся, если кадровики перейдут в электровозное депо? — думал он. — Как было раньше хорошо! Не дал начальник согласия на уход и работай!»
Тревогой поделился с Сорокиным. Инженер, польщенный этим, многозначительно задумался, почесал карандашом затылок.
— Писаный закон всегда можно обойти, — высказался Сорокин. — Вот неписаные — труднее. Там не знаешь, с какой стороны подойти. Законы для того и пишутся, чтобы их…
— Ты без философии, — оборвал Зорин. — Если хочешь дельное предложить, предлагай.
— Не давайте согласия на перевод — вот и все, — сказал инженер.
— Рад бы, — поморщился Зорин, — да закон. Через две недели обязан предоставить расчет.
— Вы и предоставляйте! Только не давайте перевода.
Зорин наконец понял его, просветлел.
— Ты, пожалуй, прав, — будто удивившись способности Сорокина давать умные советы, воскликнул начальник депо.
Совет Сорокина, действительно, помог Зорину сдержать поток заявлений. Мало кто из кадровых рабочих хотел терять право на выслугу. Некоторые ходили, ходили по конторе, обивали пороги кабинетов начальников, а все же отступались и шли работать на старое место.
А Зорин закона не нарушал. Коли настаиваешь, пожалуйста, бери расчет, а в электровозном оформляйся вновь.
Но попадались и настойчивые. Однажды в кабинет начальника ввалилась бригада слесарей. Бригадир положил на стол пачку заявлений.
— Что это? — спросил Зорин, не отрываясь от бумаг, которые подписывал.
— Просим визу, — сказал бригадир.
— Какую визу?
— Известно какую. На перевод в электровозное депо.
Владимир Порфирьевич удивленно поднял голову, сердито поглядел на бригадира.
— Разве вам неизвестно, что я не даю согласия на перевод? Хотите — увольняйтесь совсем.
— Это нам известно, — возразил бригадир. — Но расчет брать нет никакого резона. Оформляйте перевод.
Зорина начал раздражать этот разговор.
— Если нет резона, — повысил он голос, — уходите. Я занят. Понятно? Вы мешаете мне работать.
Бригадир сбил кепку на затылок и, хитровато улыбнувшись, переглянулся со своими товарищами. «Это мы, мол, знаем и рассчитывали, что ты нас так встретишь. Но мы не из пугливых. Кричи не кричи, а мы своего добьемся». А вслух произнес:
— Мы не уйдем отсюда, пока не подпишите заявления.
Лицо Зорина налилось кровью. Он медленно поднялся, уже не владея собой, взял заявления, резким движением порвал их и бросил в мусорную корзину. Тяжело прохрипел:
— Вот вам моя виза.
Но ребят не удивило и это.
— Что ж, — невозмутимо сказал бригадир, — тем хуже для вас. Будем жаловаться, — и бригада с шумом покинула кабинет. Через несколько минут вернулась уже вместе с Данилюком.
— Владимир Порфирьевич, — начал Данилюк. — Правду говорят ребята, что ты их заявления порвал?