Разобщённые
Шрифт:
— Ну что ты там так долго?!
— Одиночество, — отвечает он. — Хотелось побыть наедине с собой.
— Ничего, Кэм, ничего, — говорит она и велит шофёру ехать. — Мы справимся.
— Конечно.
Но свои истинные замыслы он хранит при себе. Кэм никогда не смирится с уходом Рисы. Он не позволит ей исчезнуть из его жизни. Он сделает всё, чтобы добиться её, вернуть, удержать при себе. У него на вооружении все ресурсы, которыми располагает Роберта, и он всегда получает то, что хочет. Он не остановится ни перед чем.
Роберта в паузах между телефонными звонками посылает ему подбадривающие
И тогда Рисе не останется иного выбора, кроме как полюбить его.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ПРИЗЕМЛЕНИЯ
Наша страна подвергается испытаниям, как изнутри, так и снаружи... Испытывается наша воля, но не наша сила.
Я свято верю, что нынешний разрушительный внутринациональный конфликт будет разрешён, и соглашение, к которому придут обе стороны, послужит окончательным решением проблемы подростков-бунтарей. Но пока этот славный день ещё не настал, я учреждаю комендантский час с восьми часов вечера для всех граждан, моложе восемнадцати лет.
76 • Дримлайнер
В Южной Калифорнии, далеко к югу от мишурного блеска Голливуда и к востоку от обширных предместий Сан-Диего раскинулось большое озеро, такое же всеми забытое и нелюбимое, как сирота из государственного приюта или приговорённый к заготовительному лагерю аистёнок. Сотни тысяч лет тому назад здесь была северная оконечность моря Кортеса [40] — ещё до того, разумеется, как это море получило своё название. Но сейчас это лишь пространное солёное озеро, понемногу высыхающее и сдающее позиции пустыне. Слишком солёное для того, чтобы в нём водились какие-либо позвоночные — рыба в нём давно вымерла, и вместо гальки его берега покрыты искрошенными рыбьими костями.
40
Собственно, морем Кортеса мексиканцы зовут то, что все остальные люди называют Калифорнийским заливом.
За десять минут до полуночи к поверхности озера Солтон-Си снижается самолёт, когда-то объявленный воплощением мечты авиаторов (до того, как на место этой мечты пришли другие, поновее). Его пилотирует молодой военный лётчик, у которого самоуверенности больше, чем опыта. Пройдя на критической высоте над окружающими озеро горами, лайнер собирается совершить то, что авиаторы называют нелепым выражением «приземление на воду».
Оно проходит не очень удачно.
77 • Старки
У
— Сцепитесь вместе локтями и ногами! — советует Старки детям. — Станем чем-то вроде привязных ремней друг для друга.
Аистята послушно сбиваются в кучку и вцепляются друг в друга чем придётся, образуя перепутанный клубок рук, ног и тел. Сидя на полу, они не могут выглянуть в иллюминатор, чтобы узнать, сколько осталось до поверхности озера. Но тут из интеркома раздаётся голос Трейса:
— Секунд двадцать. — Угол наклона корпуса меняется — Трейс приподнимает нос самолёта.
— Ну, скоро отмучаемся, — говорит Старки и осознаёт, что эти слова тоже часто говорят, когда человек умирает.
Он мысленно отсчитывает последние двадцать секунд, но ничего не происходит. Слишком быстро считал? Или Трейс ошибся? Если и вправду прошло всего двадцать секунд, то это самые долгие двадцать секунд его жизни. И тут, наконец, свершается: удар, встряска и... тишина.
— Что, это всё? — спрашивает кто-то. — Всё кончилось?
Затем вторая встряска, и ещё одна, и ещё, интервалы между ними становятся короче. Да ведь самолёт прыгает, как камешек по воде! — соображает Старки. На пятом прыжке крыло окунается в воду, машина накреняется, и вот тут-то и наступает конец света. Дримлайнер начинает кувыркаться, словно крутит колесо по безжалостной поверхности озера.
Внутри самолёта группа детей отрывается от пола, центробежная сила делит её на две части и отбрасывает в противоположные концы салона. То, что детвора сцепилась вместе, фактически, спасает жизнь многим из них — тела товарищей служат чем-то вроде подушек при автомобильной аварии; но тем, кто оказался с краю, везёт гораздо меньше. Многие из них расстаются с жизнью, разбившись о твёрдые поверхности Дримлайнера.
Багажные ящики под потолком распахиваются, и сваленное в них оружие начинает свободно летать по салону. Пистолеты и автоматы, гранаты и винтовки превращаются в смертоносные снаряды и собирают свой урожай жертв.
Старки, застрявший в переднем клубке тел, ударяется головой о какой-то твёрдый выступ; лоб прорезает кровавая полоса, но это пустяки по сравнению с ошеломительной болью в его размозжённой руке.
Наконец кувыркание прекращается. Теперь слышны лишь крики и стоны детворы — сущая тишина после грохота и треска крушения. И тут где-то ближе к заднему концу салона гремит взрыв: у одной из гранат выпала чека. В образовавшуюся в борту дыру хлещет вода. Электричество вырубается, и весь самолёт погружается во мрак.
— Эй, сюда! — вопит Бэм. Она дёргает за длинную рукоятку и открывает передний левый люк самолёта. Автоматически открепляется и надувается спасательный плот, затем он падает в воду, а вслед за ним выпрыгивает Бэм, на прощанье проорав: «Сайонара!»
Все инстинкты Старки требуют убраться из тонущего самолёта, но... Если он хочет, чтобы на него смотрели как на покровителя и спасителя аистят, он должен стать их спасителем на деле, не только на словах. Он ждёт, подгоняя детей к двери — таким образом те видят, что он не стремится первым уйти от опасности. Впрочем, последним он тоже быть не намерен.