Разочарования Клары Бабосюк
Шрифт:
Затем, без предупреждения, без подготовки, в самый совершенный, казалось, момент Иероним, сделав два молниеносных прыжка, бросился на оленя. Глаза охотника в последний момент затуманились, веки сомкнулись в предвкушении удовольствия первого вгрызания в упругую
Поняв свой провал, он отчаянно выставил вперёд лапы, чтобы не упасть и не покатиться беспомощным клубком. В это же время олень, который каким-то немыслимым образом увернулся от его прыжка, выставил задние ноги и нанёс волку два коротких и точных удара. Олень заранее предвидел его бросок, выставил шею вперёд, ожидая того момента, когда глаза волка окажутся закрытыми. Как только это произошло, жертва молниеносно отпрыгнула в сторону, оставив волка ни с чем, вгрызающегося лишь в постыдную пресную пустоту. Ещё большей удалью стали оленьи нокаутирующие удары, принесшие окончательный позор Иерониму, заставившие его дать кубаря и покатиться вниз по тому самому склону, который он рассчитывал обратить против жертвы. Казалось, та знала его планы с самого начала, поэтому не двигалась, понимая, что загнана в угол, но и не паникуя при
Поднявшись наконец, Иероним ощутил, что едва способен устоять на ногах, его лапа была ушиблена падением. Затем произошла совсем уж невероятная вещь. Олень на короткий миг, всё ещё оставаясь на своём месте, высоко держа голову, вдруг заглянул Иерониму в самые глаза – глядел на Него, не на волка, не на избитого пса, едва способного стоять, но на Него Самого. В глазах победившей жертвы он прочёл, что та не только предвидела как поступит волк в предыдущие секунды, но знала что-то ещё, гораздо большее, чем он способен был себе представить.
Олень вскоре исчез, и Иероним видел лишь приближавшихся братьев, озабоченных постигшей их неудачей. На него снова накатило чувство тошноты, он потерял остаток сил, но не роптал, лишь оставался заворожен видением и тем, что оно в себе содержало. Ибо не помнил, когда в последний раз что-то замечало его, что-то узнавало его, что-то видело в нём его самого. Не помнил и поэтому находился в необъяснимом возбуждении, ведь во всех своих прежних образах он всегда глубоко и безысходно ощущал одиночество. И вот теперь, как оказалось, где-то совсем рядом определённо существовало что-то ещё, жившее в одном с ним мире вне понятий волчьих, совьих и оленьих.
Разочарование Четвёртое
– … Алё! Кларусель!
– Ой, боже! Мать честная! Ты?! Во-от
Конец ознакомительного фрагмента.