Разорванная Земля
Шрифт:
Картинка из прошлого встала перед его глазами, стянув горло тугим узлом.
— Подумай обо всех, кто погиб, — продолжил давить Метисов. — Неужели всё это было зря? Вспомни отца, вспомни Гришу, Елизавету Борщёву, Павла Марченко. Неужели ты станешь ренегатом и предашь их светлую память?
Имена, произнесённые полковником, внезапно огненными шипами вонзились в мозг Бориса. Этого не может, не могло быть. Они не могли погибнуть. Зачем он всё врёт? Павлуша… Лизонька… Гриша… Отец.
— Как же я ненавижу тебя, — прорычал юноша, чувствуя, как у него подгибаются ноги. — Это ты виноват.
Все присутствующие, и Барон, и Метисов, с изумлением уставились на парня, который внезапно скорчился у ног бойцов, схватившись за голову, словно в припадке безумия.
— Что это с ним? — осторожно спросил один из них и мыском сапога дотронулся до пленника. — Может он из тех чудиков, которые исходят пеной…
— Это называется «эпилепсия», — со знанием дела ответила Крабстер.
— Да успокойтесь вы, — рявкнул Метисов. — Нет у него никакой эпилепсии. Я смотрел его дело.
Клешня осклабился.
— В любом случае, парнишка сейчас не сможет тебе ответить. Как пить дать, он в шоке. Нужно ещё какое-то время подержать его в заключении.
Полковник с неохотой кивнул.
— Похоже, ты прав. Ладно. Верните его обратно и проследите за тем, чтобы он не расшиб себе голову, назло маме. Пусть отдохнёт немного, а потом мы с ним ещё раз поговорим.
Крабстер и её напарник подхватили Бориса под руки и поволокли прочь из актового зала, выполняя приказ начальства.
— Ну а мы тем временем пообщаемся с вами, полковник, — усмехнулся Клешня, усаживаясь в своё красное «депутатское» кресло. — Не желаете ли приоткрыть завесу тайны? В конце концов, мы с вами в некотором роде союзники. Вот я своих людей не жалею, напрягаю их до полусмерти, чтобы удовлетворить ваши возросшие запросы. Это же надо, в этом квартале мы установим настоящий рекорд — полтора тонны аридиума. В пять раз больше, чем обычно.
— Я ценю это, Барон, — кивнул Метисов. — Однако я человек военный, и мои суждения и поступки мне никоим образом не принадлежат. Вот прибудет в Шахтинск генерал-майор Гробченко, и тогда вы можете допытываться у него сколько-угодно. Я уже отправил запрос в полевой штаб. В течении двух суток он будет здесь.
— Ладно. Подождём немного, — губы Клешни расплылись в безмятежной улыбке. — А пока что не желаете ли изучить наши богатства, полковник? Могу лично продемонстрировать вам линию очистки аридиума. Или, если желаете, показать цех, где мы собираем ещё один ЭГР-модулятор для вторых ворот.
— Что? Тот самый, чей принцип был придуман товарищем Белоусом?
— Тот самый.
— Это довольно интересное предложение, — кивнул полковник. — Но я бы предпочёл, чтобы подобную экскурсию мне провёл лично этот удивительный учёный-самоучка.
— Очень жаль, — искренне расстроился Барон. — В таком случае, вы вряд ли на неё попадёте. Белоус очень твердолобый человек, и сейчас я прикладываю все усилия, чтобы сломать его. К сожалению, в последнее время он ведёт себя крайне неразумно.
— Вот как? — не поверил полковник. — Интересно, с чего бы он так противился нашему сотрудничеству?
— А кто ж его знает, что в голове у этого гения-самоучки, —
— Тогда до следующего раза, Барон, — подытожил полковник. — Сейчас мне нужно отдать парочку распоряжений своим людям. Ещё увидимся.
На этом они расстались. Покинув зал, Метисов отправился к своим, в отдельный ангар, милостиво выделенный им с позволения Барона. Оказавшись среди военных Центра-0, он жестом подозвал к себе своего заместителя, черноволосого и черноглазого капитана Шеварднадзе.
— Чего желаешь, полковник? — дружески поинтересовался тот, после того как отдал честь.
— Послушай, Гурам. Выведай у бойцов Клешни, где они схватили Акудника, и отправляйся туда со своей группой. Нужно, чтобы вы тщательно исследовали там каждую пядь землю. Я уверен, что наш язык сбросил артефакт где-то на местности. Тебе всё ясно?
— Так точно, товарищ полковник, — кивнул Шеварднадзе. — Будет сделано. Могу я идти?
— Ступай.
***
Район Гатово был одним из нескольких спальных районов города. В прежние времена он вполне себе считался респектабельным и неплохим для жизни, наравне со Скобелево и даже Центром. Однако после войны, продолжительной разрухи, последующих двух волн Фрагментации, прежняя зажиточность куда-то испарилась. О тучных годах свидетельствовало лишь несколько монументальных зданий. Дом Союза Печати был одним из них.
Раннее утро в Гатово ознаменовалось непродолжительной перестрелкой. Некоторые жители, вставшие раньше других, поспешили прикрыть окна квартир, от греха подальше. Их можно было понять. С тех пор как в районе стал заправлять Корявый, в прошлом рядовой боец Колеса, а нынче тот, кто поставлял Клешне работников из местных, жизнь здесь не стала безопасней. Некоторые даже с тоской вспоминали не такие уж далёкие времена, когда в Гатово всем заправлял Иван Колесников, бандит, проигравший Барону в противостоянии банд-формирований. Однако это не мешало людям поминать его правление добрым словом. В то время на районе хотя бы не грабили стариков, а нынче это стало привычным делом.
Когда перестрелка закончилась, жители Гатово сразу же постарались забыть о ней, не желая вникать в драматические события, которые только что произошли в высоких кабинетах Дома Союза Печати. Зато внутри здания всё было шиворот-навыворот.
— Ну что ты теперь скажешь, ублюдок? — с ядовитой ухмылкой осведомился Колесников, глядя на избитого и связанного врага. — Думал, что я не вернусь?
Корявый — уродливый мужчина, изъеденный оспой — с ненавистью, исподлобья, уставился на того, кого уже не думал когда-либо увидеть живым.
— Зря ты вернулся, Колесо, — процедил он. — Клешня с тобой разберётся. У тебя нет никаких шансов против него.
— Ну это мы ещё посмотрим.
В этот момент в комнату, обитую дубовыми панелями, вбежало несколько бандитов. Вид у них был довольно растерянный, скорее даже ошарашенный. Ещё бы, весь коридор на пути к кабинету был усеян трупами самых верных людей Корявого.
— Что здесь случилось? — воскликнул один из них, держа руку на кобуре, и тут он увидел связанного босса… в компании прежнего босса.