Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан
Шрифт:
— Наших тоскливых разговоров. Светлана для меня прошлое, я люблю другую. И сегодня, именно сегодня, когда она должна была сказать мне «да», возникли серьезные проблемы. Злой рок преследует меня! — Он залпом выпил свой ликер.
Лена тоже выпила.
— Это тебе наказание за то, что поднял руку на женщину, — уверенно сказала она, глотнув кофе.
— Хорошо, допустим, я заслужил наказание. Сегодняшний кошмар, конечно, не сравнить с моим проступком, но — допустим. А за что наказана ты? За какие грехи?
— Не знаю…
— На тебе лица нет, сидишь,
— Дурак ты, Лева, и не лечишься. Зачем же я Светке буду зла желать?
— Я тоже так думаю, — соврал Савин. — Тогда получается, ты наказана ни за что. И зря выдумываешь, будто я наказан за что-то. Стукнуть разок-другой жену, которая не ночевала дома, — это в наших традициях. Самое легкое наказание для изменницы, учти! В некоторых странах таких женщин камнями забрасывают.
— Она у меня была. Я сама попросила ее прийти, плохо себя чувствовала, ну и засиделись допоздна. Она не изменница.
— Хорошо, не будем об этом. — Савин опять наполнил рюмки. — Выпьем?
— Ты что, споить меня хочешь? — пробормотала Лена.
— Хочу забыть об этом проклятом дне.
— Я тоже… — Рука ее дрогнула, сладко-горькая жидкость плеснулась на стол.
Лена торопливо поднесла рюмку ко рту, судорожно выпила. Никогда она не пила так много, но никогда ей не было так плохо, как сейчас. Может быть, ликер поможет? Только бы сегодняшний день скорее прошел, завтра она займется… найдет себе дело, чтобы не думать, не вспоминать, не обижаться, не надеяться…
Но нет, легче не становилось. Напротив, еще острее казалось одиночество, еще горше обида, страшнее предательство Максима… Лена уронила голову на стол и заплакала.
— Для нас обоих сегодняшний день — жуткий день… — с трудом ворочая языком, сказал Савин. Ликер и вид плачущей женщины успокоили его, исчезло напряжение, и старые «дрожжи», подпитанные новой порцией, окончательно подкосили его сознание. — Жуткий, ужасный день… — бормотал он, вставая из-за стола.
Придерживаясь за столешницу, подошел к Лене, обнял ее. Она, всхлипывая, доверчиво склонила голову ему на грудь, закрыла глаза. Так хотелось, чтобы кто-то пожалел ее, посочувствовал, защитил бы от всех напастей!
Неважно кто.
Савин сосредоточенно сопел, поглаживая ее пышные шелковистые волосы, а потом наклонил голову, звучно поцеловал их. Чуть позже его губы коснулись ее шеи, а влажная ладонь сдавила грудь. Лена понимала, чего он хочет, но не было сил противиться этому, оттолкнуть его. Как во сне, когда хочешь убежать от кошмара и не можешь сдвинуться с места.
Он засопел громче, положил другую ладонь на ее коленку, медленно повел ее вверх. Лена кожей почувствовала противную, лягушачью влажность мягкой ладони. Все выше, выше…
— Нет, не надо, — слабо сказала она.
Понимала, что слова ее звучат неубедительно, а слабое сопротивление лишь распаляет его похоть, но ничего
— Мы оба убиты сегодняшним днем… — бормотал Савин, крепче сдавливая ее грудь. — Поэтому… плевать на него, и на все… и на всех… Мы будем вместе и найдем способ, как избавиться… мы… — Его губы щекотали мочку ее уха, дурманящий запах перегара вызывал тошноту.
«Лена! Лена! Лена! — ударил в голову далекий, наполненный страданием и любовью голос из волшебного прошлого. — Лена… Лена…»
Дрогнули, взметнулись вверх длинные черные ресницы, пальцы уперлись в волосатую грудь под расстегнутой рубашкой, еще слабо, но уже решительно пытаясь избавиться от слюнявых дурных губ и мерзких липких лап. И вдруг, непонятно откуда, пришла в ее тонкие пальцы яростная сила. Лена так резко оттолкнула Савина, что он не устоял на ногах, плюхнулся на задницу рядом с батареей отопления. И замер, глядя на нее мутными, ничего не соображающими глазами.
— Ты что себе позволяешь?! — закричала Лена, вскакивая на ноги. — Негодяй, подлец! Хочешь, чтобы я сейчас позвонила Светлане, а она — тем, кто тебя разыскивает? Я так и сделаю!
— Нет, Леночка… нет, — забормотал он, пьяно размахивая руками. — Я… нет… Все. Пойду спать, прости меня, Лена… Такой день… с ума сойти!
Лена брезгливо поправила юбку.
Савин даже не смотрел в ее сторону, когда Лена помогала ему добраться до маминой комнаты. Потом, швырнув на кровать комплект постельного белья, она впервые пожалела, что в ее комнате нет замка. Но вскоре нашла выход: принесла из кухни стул, просунула ножку в массивные дверные ручки. Теперь никто не войдет к ней!
Если бы от всех напастей можно было бы так легко избавиться!
Она постелила постель на своем диване (на их диване!), разделась догола, упала на белые простыни, зарывшись лицом в подушку, и затряслась в горьких, безутешных рыданиях.
41
— Так, значит, он — директор банка? — удивился Алтухов. — Вот это номер! Куда ни плюнь — все директора банков, и все проходимцы!
— Почему ты так считаешь? — удивилась Светлана.
Они сидели на кухне, пили виски из личных запасов Савина. Алтухов жадными глазами поглядывал на распахнутые полы халата, под которым голубел полупрозрачный пеньюар, под которым… И чего он сразу, когда она выскочила к нему в одном пеньюаре, не встал на колени и не поцеловал каждый сантиметр стройных бронзовых ног, слепящих теперь глаза сквозь тонкую ткань?
— Почему? Ну как же, я ведь рассказывал тебе о директоре банка, который увез жену Данилова в Женеву.
— А, помню, — засмеялась Светлана. — Когда мы разговаривали по телефону первый раз, ты заорал: ну где твой директор банка? Я чуть не умерла от страха! Звоню-то по объявлению, а меня вдруг про мужа спрашивают, да еще в таком тоне!
— А я думал, это Марина Данилова звонит.
— Погоди, Ал… Жену Данилова зовут Марина? Вот это новость!
— Ну да, Марина. Вы что, знакомы?