Разрешенная фантастика – 1
Шрифт:
Рельс приближался прямо к нему, вскрывая, словно гигантский консервный нож, пол переднего вагона.
Раскрыв рот в беззвучном крике, мальчик застыл, не в силах даже пошевелиться – не то, что убежать! Шум и крик стояли оглушительные – визжали женщины, скрежетало сминаемое и рвущееся железо!..
Затем состав остановился, и свет везде вновь загорелся ровно. В первом же вагоне – пропал.
Но в слабых отсветах зарева, идущего из их вагона, было отлично видно всё, что словно в кошмарном сне, или фильмах ужасов, стало происходить там, впереди.
Он видел, как из-под пола, и
Ух ты: а у них… Зубы?! Ох!.. И они… Они…
Когда Рома понял, что они делают, у него прорезался голос. Да такой, что наиболее сострадательные – или трусливые – поспешили закрыть ему рот руками, и утащить в самый дальний конец вагона.
Там самые сообразительные уже били стёкла, и лезли в третий вагон…
Амвросий Симеонович с отвращением глядел в экран телевизора.
Да что же это делается! Мать честная! Раз метро закрыли, вся масса этих людей (Он не то, что совсем уж презирал тех, кто ездил в метро, а, скорее, терпел их, называя про себя «среднестатистическая масса». И теперь, достигнув высокого положения, чуть ли не «снисходил», когда приходилось общаться.) двинется до работы по поверхности!
То есть – по улицам, пешком… Или пользуясь пресловутым «общественным транспортом»!
Ну и дела творятся! И это – в Столице! Чего уж тут тогда говорить про страну.
Придётся позвонить в Дирекцию, предупредить, что задержится.
Ничего страшного, если он подъедет и к часу: справятся как-нибудь сами. Ладно, хоть стоянка у него теперь персональная: машину-то будет где поставить. Лишь бы проехать. Чёртовы пробки!
Не хватало ещё и ему ходить пешком! Вот уж только начни – не надо было и подходить к вонючему метро! Не-е-ет! Больше он на метро – не ездок!
– Первый взвод! Развернуться в две шеренги!
Профессионалы с короткоствольными автоматами, снабжёнными глушителями, чётко выстроились плечом к плечу поперёк тоннеля. То, что их стандартные чёрные костюмы с бронежилетами под ними теперь были дополнены касками с мощными прожекторами, как у шахтёров, нисколько их грозного вида не портило.
– Первая шеренга. Вперёд! Медленней! Идти не в ногу. Повторяю приказ: стрелять на поражение! Стрелять без предупреждения во всё, что покажется подозрительным! Вторая шеренга. Идти сзади. Дистанция – двадцать шагов. Ваша задача – страховать тылы и фланги.
Убедившись, что отряд двинулся в левый тоннель, капитан перешёл к правому.
– Второй взвод! Развернуться… – всё повторилось. Но было дополнено, – Что бы вы не услышали в левом тоннеле, заниматься только своим! Стрелять – только на поражение! Пленных не брать: добивать контрольными! – когда плотная шеренга двинулась внутрь, капитан буркнул в рацию, что прочёсывание начато, и двинулся за своими людьми.
За ним двинулись шестеро связистов: трое в левый, а трое – в правый проход.
Двое разматывали витой провод с катушки, один – освещал дно тоннеля прожектором, двигаясь сзади. Закинутые за плечи автоматы били их по спинам. Если бы
Зато проводная связь уж точно обеспечивала пресловутую «секретность». И на её качество не сказывались «эффекты экранирования радиосигналов»…
– … и вроде бы – удалось убежать! Так когда он добрался до «Кожуховской», говорят, уже был весь седой! Но сразу побежал в диспетчерскую, и всё очень чётко описал.
– Что, и прям вот всё – оказалось правдой?
– Не знаю, Петрович. Нет, честно – не знаю. Я же первые полсуток отсыпался. Поэтому рассказываю только то, что слышал от ребят. Но одно – точно. Поезд застрял тогда между «Печатниками» и «Кожуховской», и те, что шли сзади, отъехали своим ходом обратно. А уж застрявший пришлось вытаскивать ремонтным – уже после того, как всю ветку освободили от подвижного состава.
– Гос-с-поди… И – что? Действительно так много погибло?
– Я знаю только о пятнадцати. Остальные-то, вроде, оставались в задних вагонах. Поразбивали стёкла, и перелезли… И до них чёртовы монстры не добрались. Ну, их потом и вывел спецназ. Уже потом – когда, как это у них говорится – «зачистили район». Шуму было – пипец всему! Они ж тогда ещё обычными автоматами пользовались, без глушителей.
Михалыч печально уставился в засохшую траву под ногами. Помолчали.
– Словом, я знаю только о том, что проклятых тварей убили семьдесят с чем-то штук, а растерзанных трупов… ну, того, что от них осталось – вроде, если укомплектовывать, наберётся около пятнадцати. А самое жуткое зрелище – когда вывезли сам поезд. Передний вагон был весь в дырах, словно его обстреляли из трёхдюймовки. Но – не разрывными, а просто бронебойными! Лично я насчитал тридцать одну дыру. Ну, и, конечно, дно… Вспорото, словно консервным ножом. В депо-то его сразу зачехлили, оцепили…
А уж потом приехали ребята в резиновых комбезах, и противогазах. Погрузили тварей и трупы в закрытые спецмашины, и увезли в неизвестном направлении.
Так что я очень удивлён, что наше чёртово Правительство хотя бы по кольцевой движение ещё не перекрыло! Зато там теперь не обходчики – а спецназ. Безвылазно. Патрулирует…
– Гады! Это они, небось, «панику» хотят предотвратить любой ценой!
Помолчали ещё. Петрович ощущал в груди что-то вроде противного жжения. Да и дышать было трудно. Он достал тюбик, и сунул под язык сразу две таблетки. Одну, впрочем, подумав, сразу разгрыз. Тюбик предложил напарнику. Тот, поколебавшись взял таблетку.
Петрович спросил, что вертелось:
– Одного я всёж-таки в толк не возьму – чего это люди-то в первом вагоне – не убегали? Ведь могли же? Не все же пострадали от этого… Рельса?
– Нет, Петрович, не все, конечно. Но… Там, вроде, такое дело…
Говорят – плюются эти гады. Плюются каким-то, вроде, ядом. И если хоть чуть-чуть попадает на кожу – всё! Паралич, мышцы деревенеют, удушье – всё тело как у мёртвого! (тьфу-тьфу!) – Михалыч перекрестился.
Привычный и безопасный Мир Петровича не рушился. А уже был разрушен.