Разрушенная невеста
Шрифт:
– - Нам все едино, чье бы ни было. Возьмите и бережно несите ящик в канцелярию!
– - приказал Терехин солдатам.
Марина стала было спорить, но под угрозой должна была замолчать. Ящик с ларцом солдаты унесли, а цыганку увели в острог. Оконца и дверь ее хибарки, по приказу Терехина, заколотили досками.
На следующее утро Пимен Терехин явился перед Ушаковым и доложил ему о выполнении возложенного поручения.
– - Где же ларец?
– - спросил у него начальник тайной канцелярии.
– - Вот здесь, ваше превосходительство, -- указал Терехин на ящик, стоявший в углу
Ящик и ларец были вскрыты. Последний был наполнен золотыми и серебряными монетами, разными драгоценными вещами, а кроме того, на дне его лежал запечатанный большою печатью с гербом пакет.
– - Вот это для нас будет поценнее золота и камней самоцветных, -- с торжествующей улыбкой проговорил Ушаков, ударяя рукой по пакету, на котором рукою князя Алексей Григорьевича Долгорукова было написано: "Моей дочери Марии; сей пакет вскрыть после моей смерти".
– - Ну, мы не будем, князинька, ждать твоей смерти и прочтем сейчас твое послание к дочери, -- продолжал Ушаков.
– - Только вот что чудно: у князя Алексея, я знаю, лишь две дочери -- Екатерина да Елена... Откуда же появилась третья, Мария? Ну, это я узнаю, вскрыв пакет и прочтя письмо.
Ушаков разорвал пакет, вынул из него довольно объемистую тетрадку и углубился в чтение ее.
Это была исповедь князя Алексея Григорьевича пред Марусей. Прежде всего, князь Алексей у нее просил прощения за то, что "почитал ее не как дщерь свою", а как чужую, и доселе не оказывал ей своей "родительской заботы". Далее он рассказывал тайну рождения Маруси, говорил о ее матери, обвинял себя в несправедливости к ней, а в заключение обращался к дочери с такими словами:
"Прости и молись, Маруся, за своего отца, великого грешника... Пред тобою, как перед попом на исповеди, открою я свою душу, свои грехи большие... Во многом и перед многими людьми я виновен, но перед императором Петром Вторым, перед моим благодетелем, виновнее всех... Я и сын Иван алчны к славе, к почестям и стремимся к большему... Не ведаю, удастся ли? Когда ты прочтешь эти строки, усугуби свои молитвы за грешного, умершего отца".
Прочитав это письмо, начальник тайной канцелярии задумался:
"Виновнее всех перед императором Петром Вторым... Я и сын Иван стремимся к большему"... К чему же это "большему" они стремились? Алексей Долгоруков сознается перед какой-то дочерью Марией в своем преступлении против императора, но вины своей и сына Ивана не выставляет. Положим, можно поразведать, что это за вины. Если князь по доброй воле не скажет, можно его и "с пристрастием" допросить. Да торопиться с этим пока еще незачем. Долгоруковы далеко, в ссылке, ну и пусть их там прохлаждаются. С одного вола двух шкур не дерут".
Порешив на этом, Ушаков обратился к Терехину:
– - Старую цыганку, что сидит в остроге, прикажи выпустить, потому что никакой вины ее нет, а ларец с золотом и с драгоценными вещами до времени у меня останется, я передам его в руки самой владелице. Понял?
– - Так точно, -- едва скрывая свое неудовольствие, ответил Терехин: ему очень хотелось запустить свою загребущую лапу в ларец, но, по воле начальства, он принужден был отказаться от этой мысли.
– - А у тебя кто наблюдает
– - Васька Бородач. Он -- парень дельный, положиться можно.
– - Ну ладно. Ступай. Ты больше мне не нужен.
Приказ Ушакова был выполнен: старую Марину выпустили из острога.
– - А где же ларец?
– - несмело спросила она у Терехина.
– - Про то и пикнуть не смей, старая ведьма, не то поколеешь в остроге, -- грозно крикнул на цыганку Терехин.
Печально наклонив голову, побрела Марина в свою хибарку, проклиная в душе сыщика Терехина, но там она только переночевала, а на следующее утро Марина, наняв мужика-попутчика до усадьбы Гвоздина, отправилась туда с недоброй весточкой о ларце, который попал в страшную тайную канцелярию и там застрял.
XIII
Неожиданный приезд Марины в усадьбу Красная Горка обрадовал Храпунова и его жену, но затем они встревожились, услышав, что ларец с золотом, на которое они очень рассчитывали, находится в тайной канцелярии и что сама Марина побывала в остроге, откуда ее выпустили, не найдя никакой вины.
– - Ты, внучка милая, и ты, Левушка, гнева на меня не кладите. Охраняла я ваше добро, как свой глаз, и не знаю, не ведаю, как это сыщик проведал, что ларец у меня в земле зарыт, -- с глубоким вздохом проговорила Марина, заканчивая свой рассказ.
– - Может, подсмотрел как-нибудь, -- печально промолвил Левушка, на которого рассказ произвел сильное впечатление.
– - Когда князь-батюшка прощался со мною, то сказал, что в том ларце хранится его письмо, которое прочитать я должна после его смерти, -- промолвила Маруся.
– - Как? Неужели в ларце было письмо?
– - с испугом воскликнул Храпунов.
– - Ну, плохо дело, Маруся!
– - Да чем же? Неужели тем, что батюшкино письмо прочтет Ушаков?
– - Тем и плохо, Маруся. Ведь неизвестно, что в том письме писано князем Долгоруковым?
– - Конечно, неизвестно. Батюшка сказал, что я могу только тогда прочитать, когда его в живых не будет.
– - Ну вот видишь!.. Наверное, в том письме князь Алексей Григорьевич что-нибудь про себя написал. Если бы в письме не было ничего такого, то Ушаков возвратил бы и письмо, и ларец, а то он оставил и то, и другое.
– - И то, Левушка, и то. Господи, опять несчастье, опять мученье!
– - упавшим голосом проговорила молодая женщина.
Заметив это, Храпунов принялся утешать ее:
– - Ну полно, оставь! Что прежде времени горевать? Может, и так обойдется, Ушаков и ларец с деньгами нам отдаст. Наше от нас не уйдет. А если и не отдаст, так пусть его владеет нашим добром, мы же, голубка, и без золота проживем. Дядя нас не оставит, не покинет. Не так ли?
– - обратился Храпунов к секунд-майору.
– - Так, так, племяш... в моей усадьбе ты и жена твоя -- полные хозяева. Все, все ваше... мне ничего не надо... ведь на тот свет с собою я ничего не возьму...
Старик Гвоздин действительно души не чаял в своем племяннике и в его молодой жене. Сам он старел, часто стал прихварывать и поторопился составить духовную, по которой все свое имущество отказал Левушке.