Разрушенный мир
Шрифт:
— Брат мой, Клаус, чего ты там жмешься? Иди сюда скорей, и тебя поприветствую! — махнул я ему рукой. Не нравилось мне, когда на меня пялились так из тени.
— День добрый, брат. — подчеркнуто отстраненно ответил Клаус, подходя к повозке. — Мне будет очень интересно узнать, где ты был и кого с собой привез в нашу крепость?
— Крепость? — переспросил я. — У нас тут вроде как замок был, хоть и весьма солидный. За те часы, что меня не было, вы успели вывести его обороноспособность на новый уровень?
Я улыбнулся самой лучезарной улыбкой из всех, которые имелись в моем арсенале.
Имелось
— В любом случае, нечего стоять в воротах, сын мой. Идем во двор. И кого ты все-таки к нам привез? Вижу, что не почетную гостью. Ну?..
Я взял нашего коня, каким-то чудом сумевшего пережить восстание мертвецов, под уздцы и повел внутрь замка, объясняя на ходу произошедшее.
— Я вынужден был срочно съездить в Ойнегест с инспекцией, отец. Видите ли, нашему замечательному чародею, его могущество Водену З… э… Водену. Ему было этой ночью видение. О том, что в городе должно случиться нечто ужасное. И вот он, в порыве беспокойства за дела нашего королевства, среди ночи не нашел никого более достойного… Из тех, кто не отлупил бы его саблей за то, что мешает спать. Ну и сообщил мне и…
— Ты что, собака, отправил моего наследника в город, в котором должно было случиться что-то плохое?!
Не дослушав, Грегор встал столбом посреди двора и уже было потянулся ко всегда висящей на поясе тонкой сабле. Но я поспешил закончить мысль.
— … И умолял меня разбудить вас, отец мой, дабы вы снарядили кого-нибудь в Ойнегест, проверить его сон. Мало ли что кому снится…
Внутренне я ликовал. Конечно, верить в видения для любого квалифицированного волшебника — сущий бред. Воден сам поведал мне это еще во время планирования моей поездки. Но местные — даже самые знатные особы! — с детства знают: вокруг магов всегда творится какая-то непонятная дурь. А Воден не был дураком — с самого своего устройства при дворе то и дело сообщал королю о являющихся ему видениях. О чем-то незначительном, о чем маг без труда мог узнать колдовством. А потому его «видения» всегда сбывались.
Так что теперь, спустя годы, даже Клаус, похоже, не усомнился: такое видение и правда могло быть. Именно на это и был сделан наш с магом расчет.
— Но сын мой, почему же ты не разбудил меня?! — искренне удивился Грегор. Хоть и король, опытный властитель, но лицо он имел такое, что читалось как открытая книга. Да тут отец и не скрывал негодования. — С чего ты вообще потащился куда-то среди ночи?! Один!
На шум во дворе стали выглядывать немногие оставшиеся слуги, так что я поспешил свернуть разговор.
— Отец, брат, господа мои! Я непременно все вам расскажу. Но давайте найдем для этого место поукромней. А эту — кивнул я на смиренно сидящую в телеге Ирью, обращаясь уже к подошедшему стражнику. — Заприте где-нибудь. Накормите, пока не пытайте. Но рук не развязывайте, говорить не давайте. Начнет говорить — сразу бейте. Это волшебница, при том служившая некроманту.
По двору пронесся тихий вздох. Все на какое-то мгновение смолкли, по-новому разглядывая скромно потупившую глаза миниатюрную девушку. А затем наперебой стали меня осаждать:
— Эта баба — некромант?! Не брешешь?
— Вот уж чего не ожидал… Нужно принести мое стеклышко правды, побеседовать с этой особой…
—
— Сумел он, сумел. Я сразу увидела, что она магичка.
— Да она и не скрывала, я тоже видел, но…
— А ну тихо всем! — Грегор повысил голос и в нем, наконец, действительно прорезались властные нотки. Сейчас король говорил со своими придворными и слугами, а не отец семейства с… Ну да, с семейством. — Ты, выполнять приказ принца Михаэля! С колдовкой не общаться, а то высеку! Если жив останешься… А вы все пошли быстро в обедню. Клаус, ты тоже! Пора и тебя вводить в курс наших дел.
Судя по довольной, но до ужаса хитрой роже братца, он был настолько в курсе королевских дел, что отец и представить не мог, но «официальное» приобщение его ко взрослым все равно его очень обрадовало.
Это холодное лицо и постоянно задумчивый взгляд брата Клауса как-то заслоняют собой тот факт, что это лишь четырнадцатилетний мальчишка. А забывать об этом не стоит. Конечно, что в моем мире, что здесь четырнадцать — возраст, когда юноши познают первых женщин, а девушки — мужчин, когда уже точно открываешь в себе магический дар, убиваешь первого врага, а если богат, или знатен — начинаешь обрастать связями и репутацией.
Но общеизвестно, что жидкости в теле юноши в этом возрасте бурлят так, что делают его… не очень предсказуемым индивидом.
А потому стоит держать брата на коротком поводке. Пока не вырастет в моего равного соратника. Или в сознательного врага.
Перечить отцу никто не стал, конечно. Грустно молчащую девушку сняли с телеги и увели в неприметную боковую дверцу донжона. Мы же отправились к парадному входу. Тут отец угадал — я действительно голоден! Только задержались, чтобы убрать повозку с лежащим в ней доспехом в оружейную. К моему удивлению, в нее помимо двери, через которую я проходил с отцом, вел еще широкий и высокий проход, в который без труда пролезла и телега. Но выяснение того, зачем это надо, я решил оставить на потом. Сейчас мне снова предстояло врать.
— Так вот! — взял я слова, когда прошедший в задумчивом молчании обед был окончен и последние ложки отстучали по блюдам. — Примчался, значит, ко мне Воден. Говорит, беда, ваше высочество, то да се. Видение явилось мне. А я и сам, по детству своему, смутно помню, что и со мной подобное бывало… Отнесся со всей серьезностью. Но вас, отец, будить не стал…
Ну и я вновь выдал заготовленную заранее легенду. К этому делу я был уже привычным. До тех пор, пока не стану здесь полноправным властителем, мне так и придется изворачиваться и лгать. Ничего тут не поделаешь, да и совесть по этому поводу меня не мучила.
И рассказал я отцу, как решил, что собирать экспедицию долго, что ничего конкретного и прямо уж пугающего Воден вообще-то не сказал. А затем подробно и эмоционально начал расписывать Его Величеству, как сильно я хочу проявить себя, как горько и больно мне за свою же детскую глупость, из-за которой я столько лет просидел на шее у рода, как взыграла во мне среди ночи удаль молодецкая и захотелось всем доказать, что я и сам по себе способен на подвиги. В общем, задвинул речь о достоинстве рода, чести принца и всем таком прочем.