Разрушители Мира
Шрифт:
— Как надежна эта информация? — спросила Андреа.
— Так же, как данные компьютера, — заверил ее шпион. — Один человек из проекта "Телепат" — неисправимый игрок. Я могу развязать ему язык, чтобы он выиграл.
— Идиот, — без особого пыла сказала Андреа. — Если он телепат, он, очевидно, знает, что вы нашли его специально.
— Знает он или нет — это все равно, — ответил шпион. Я не имею никакого представления, что вы думаете или намереваетесь сделать, поэтому из моих мыслей он едва ли что-го может почерпнуть, разве что то, что я не затеваю в отношении него ничего хорошего. Я не телепат, но я все же знаю, что этот Рондо тоже не так уж лоялен к ним. Вероятно, он даже рад тому, что сказал мне что-то, что
Вред был причинен только однажды. Однако Андреа сомневалась, что кто-нибудь в состоянии определить то, что скрывается за одним из этих шпионов. Она не думала, что человек может читать ее мысли — не сможет после всех этих лет. (Когда эта медноволосая Свободная Амазонка увидела, что она зарывает черный вирус, она хотя и почувствовала следы понимания, однако не испытала ничего, кроме презрения. Действительно, ничего не произошло, хотя она после короткой проверки установила, что Амазонки обладают некоторым ясновидением, подобным телепатии. Хотя они все глупцы, эти телепаты Дарковера!).
И если ее мысли потом прочтут — это будет уже слишком поздно. Андреа никогда не позволяла подняться на поверхность своего сознания чему-то, и после заключительного акта у нее не было никаких планов собственного бегства, да и зачем?
Решение ее было простым. Не было никого, кому она могла бы доверить свои планы, потому что тогда телепаты могли бы узнать о них.
Поэтому она все делала одна, и еще одна раса должна была погибнуть. Как и ее собственная.
Не зная об этом, Дэвид повторил слова Андреа:
— Я не знаю, почему для решения этих проблем вы устраиваете праздник с танцами!
Джейсон улыбнулся.
— Если бы ты прожил на Дарковере еще пару лет, ты бы все понял. Танцы здесь — нечто очень важное. Позволь только дарковерцам где-то собраться, они обязательно устраивают танцы.
Регис сказал:
— Это восходит к давним временам, может быть, это даже исходит от древних народных праздников дневного и ночного равноденствия. Танец — это исключительный человеческий вид активности. Для всех других видов активности существует параллель с животными, даже для музыки — пение птиц, а некоторые насекомые создают искусные узоры. Но в древних стихах говорится: "…только люди смеются, только люди плачут, только люди танцуют", — он великолепно выглядел в своем серебристо-синем костюме, украшенном драгоценными камнями. Линнеа была покрыта розовыми цветами, естественными и искусственными. Регис дружески улыбнулся Дэвиду и осведомился у Керала, который стоял возле Дэвида: — Чири тоже танцуют?
— О да, — ответил Керал, — в лесах (при свете солнца или луны) в экстазе.
Дэвид, который, как всегда, слушал голос Керала, подумал, что он сам почти находится в экстазе. Хотя он, как обычно, избегал большого скопления людей, сегодня вечером он надел свою одежду — странную длинную тунику из блестящей ткани, которую он назвал паучьим шелком — и примкнул к ним. Изменение Керала закончилось, и Дэвиду он казался прекраснее, чем Мисси. От чири, казалось, исходили потоки света.
Позади них находился большой зал, освещенный тысячью светильниками. Он был полон мужчин и женщин в великолепных костюмах, волосы которых были рыжими (всевозможных оттенков). Звучала тихая музыка с запоминающимся ритмом. Регис повернулся к ним спиной и вышел в темный сад. Посмотрев на четыре луны, плывущие по небу, он обернулся. Лунный свет освещал светлые волосы Керала. Лицо Коннера было темным пятном в полутьме.
Коннер сказал: — Слушай, Регис, у меня было одно видение вне потока времени. Сегодня ночью что-то идет не так. Я на минуту оказался здесь и почувствовал это, но я не мог это проконтролировать.
Регис медленно ответил: — Я не почувствовал ничего — это не наша способность, как Хастуров. Кто это был, Коннер? Опиши!
Коннер сильно наморщил лоб в раздумье.
— Я не могу
— Может быть, ты вспомнил прошлое, а не будущее. Эта крепость имеет долгую и кровавую историю, мой друг.
— Может быть, — но Коннер все еще был озабочен, он взял Мисси за руку. Они вместе пошли прочь, и Регис посмотрел им вслед. Фантастическая красота Мисси не вернулась, но после того, что стало известно о чири, для этого еще было не время. Много больше времени, чем было у Коннера.
Целая жизнь. Однако Коннер был доволен ею такой, как она была.
Дэвид снова вернулся в бальный зал. Он стоял в стороне — он очень мало понимал в танцах — и смотрел на сложные фигуры: пары, группы, длинные цепи, случайные соло-танцоры, вырывающиеся из групп. Ему казалось, что он наблюдает за полетом светящихся пестрых птиц. Регис и Линнеа на короткое время отделились от группы и танцевали, тесно обнявшись. Их любовь была почти осязаема. Не то, чтобы их танец имел эротическую окраску, и все же сексуальность окружала их как свет, и у Дэвида создалось впечатление, что они гордятся этим, показывают это посторонним. Он весело сказал себе, что после прибытия на Дарковер он очень много времени — провел за раздумьями о сексуальности других людей. Но это был только основополагающий факт и над ним задумывалось большинство разных людей. На Дарковере — по крайней мере, среди телепатов — было просто невозможно затрагивать эту тему при встречах и беседах. Было бессмысленно говорить об этом девушке, когда она может прочитать тайные чувства своего поклонника так же легко, как и свои собственные. Не поэтому ли телепаты развивают свою почти ритуальную вежливость? К примеру, не смотреть открыто и пристально на молодую девушку. Это может значить: я сексуальное существо и реагирую на тебя, но я этим подчеркиваю, что я жду твоей реакции и согласия.
Насколько Дэвид знал общественные формы Дарковера, это просачивалось и на людей, лишенных всяких телепатических способностей, и он также хорошо знал, какие рациональные объяснения они этому давали. Дуэли здесь были обычным делом — как же еще, если здесь нельзя было скрыть свою враждебность? Клапан для болезненной эмпатии? Или один из способов доказать свою мужскую храбрость?
Керал взял Дэвида за руку, и он почувствовал, как тесно они связаны друг с другом. Керал сегодня вечером был радостнее, чем обычно. Его серые глаза блестели от удовольствия, лицо пылало. Его длинные, шелковистые волосы казалось трепетали, как пламя свечи трепещет в потоке воздуха. Дэвид сказал: — Ты выглядишь счастливым, Керал, — и подумал, что это выражение слишком неточное.
— Я действительно счастлив. Ты же знаешь, что я сказал тебе, когда мы были вместе последний раз — мне хочется смеяться, петь, летать!
— Конечно. Как я могу это забыть.
— Теперь я еще больше счастлив. Спроси меня, почему, но не здесь и не теперь. Я очень скоро расскажу тебе это. Но теперь… здесь… — он откинул голову и стоял, сконцентрировавшись, прислушиваясь, вдумываясь. По-видимому, он слышал что-то, какой-то голос. Потом он поднял руку, на мгновение покачнулся, словно цветок на высоком стебле, и стал танцевать.
Дэвид понял, что не слышит музыки. Он воспринимал только Керала, который теперь был как гонимый ветром листок, потом он закружился в диком экстазе. Нежная, чувствительная Линнеа словно заразилась OT него. Она прорвалась к нему и танцевала позади него, а за ней последовали и другие, сначала по двое, по трое, потом группами по десять-двенадцать человек, казалось, что кружится целая стая птиц, то опускаясь, то поднимаясь. Дэвид, околдованный танцем, краешком глаза увидел, что Коннер бросился в этот поток, что мимо него легко пропорхнула Дезидерия. Дэвид словно утратил свое "я" в волнах, захлестнувших его с головой, и купался в потоке своего собственного народа.