Разум и чувства
Шрифт:
– Я готов ждать долгие месяцы, лишь бы получить, наконец, самостоятельность.
Эта тоска, хотя и не передалась миссис Дэшвуд, сделала их прощание еще печальнее. На Элинор расставание произвело такое тягостное впечатление, что ей не без труда удалось совладать со своими чувствами. Но она твердо решила не подавать виду и уже тем более не уподобляться своей сестре, которая еще больше растравляла свою печаль, и старалась не проводить свободное время в молчании, одиночестве и безделье.
Едва за Эдвардом захлопнулась дверь, как Элинор села за рисовальный столик и весь день находила для себя какие-то дела, не упоминала о нем, но и не вздрагивала, когда его имя произносили в ее присутствии, стараясь
Такой самоконтроль Элинор, заставил Марианну по-новому посмотреть на свои чувства, и их показной драматизм постепенно сошел на нет.
Без всякого отчуждения от своей семьи, прогулок в одиночестве подальше от дома и бессонных ночей, Элинор тем не менее постоянно думала об Эдварде. Перспектива их отношений была туманна и она старалась не строить иллюзий, но и терзать свою душу понапрасну, вспоминая о нем то с нежностью, то с жалостью, то с недоверием, то с рассудительностью. Если она и оставалась в одиночестве, то это происходило случайно, находясь вместе в гостиной мать и дочери часто молчали, занятые своими делами. В эти минуты Элинор с особенным удовольствием предавалась своим мыслям о возлюбленном, которые переносили ее то в прошлое, то в будущее, в которое ей так хотелось заглянуть.
Однажды утром, занятая своими мыслями об Эдварде, она увлеченно делала наброски за своим рисовальным столиком, как вдруг ее внимание привлек звук закрывающейся входной калитки. Элинор повернулась к окну и увидела большую компанию, подходившую к дому. Среди них были Сэр Джон, Леди Миддлтон и миссис Дженнингс, а также джентльмен и леди, которые не были ей знакомы. Сэр Джон сразу заметил ее у окна, покинул компанию, и знаком попросил ее распахнуть окно, чтобы поговорить с ним один на один. Гости остановились от сэра Джона всего-то в двух шагах и прекрасно могли слышать их разговор, не обращая на них внимания сосед торжественно произнес:
– Смотрите, мы привели с собой новых гостей. Как они вам?
– Тише, они могут услышать!
– Не важно, если они и услышат. Это всего лишь Палмерсы. Шарлота очень симпатичная, я могу вам сказать. Вам как раз отсюда должны быть хорошо видны все ее достоинства.
Так как Элинор могла увидеть ее через несколько минут в своей гостиной, не высовываясь бесцеремонно в окно, то она всего лишь вежливо промолчала на предложение сэра Джона.
– А где же наша Марианна? Неужели она сбежала прочь, увидев нас? Я вижу, что ее инструмент открыт.
– Она, наверное, гуляет, – ответила Элинор.
Поддержать разговор у распахнутого окна решила и общительная миссис Дженнингс, которой не хватало терпения дождаться, пока откроется дверь. В несколько стремительных прыжков она оказалась у подоконника и сразу засыпала Элинор вопросами, на которые и не собиралась услышать ответ:
– Как вы поживаете моя дорогая? Как чувствует себя миссис Дэшвуд? А где же ваши сестры? Что? Вы совсем одна? Тогда вы будете рады небольшой компании, присоединившейся к нам. Я привела с собой еще одну дочь с мужем. Повидать вас. Подумать только, как быстро они приехали! Вчера вечером за чаем я вдруг услышала, что к дому подъехал экипаж. Но я представить себе не могла, что это они, решила, что это полковник Брэндон вернулся. Я так и сказала сэру Джону: «Кажется, к нам пожаловал полковник Брэндон».
На этом самом интересном месте Элинор вынуждена была встать и отойти от окна, чтобы, наконец, пустить всю компанию в дом. Леди Миддлтон как раз представляла ей своих родственников, когда по лестнице вниз спустились миссис Дэшвуд и Маргарет. Все расселились в гостиной, разглядывая друг друга, а миссис Дженнингс как только вошла в коридор под руку с сэром Джона продолжила свой рассказ о несостоявшейся встрече с полковником
Миссис Палмер была на несколько лет моложе Леди Миддлтон и совершенно не похожа на нее. Она была симпатичная маленькая толстушка-хохотушка. Ей недоставало элегантности старшей сестры, но в общении она была куда более приятной. Она вошла с искренней улыбкой, улыбалась во время всего разговора, за исключением тех моментов, когда заразительно смеялась, и откланялась тоже с улыбкой. Ее мужем был суровый молодой человек лет двадцати пяти – двадцати шести, по его молчаливому виду окружающие должны были догадаться, что он на редкость умен и изыскан, он не стремится понравиться своим новым знакомым, да и они, похоже, также безразличны ему. Он вошел в комнату с сосредоточенным выражением лица, слегка поклонился всем леди и без слов, обведя их всех быстрым взглядом, поднял газету со столика и уткнулся в нее, просидев так до самого ухода.
Миссис Палмер, в противоположность супругу, была сама общительность, она говорила без умолку и восхищалась всем, что замечал ее быстрый взгляд в этой гостиной.
– Ну, что за восхитительная комната стала, просто прелесть, сударыня! У вас такой тонкий вкус, миссис Дэшвуд! Я была здесь в свой прошлый приезд, но теперь этот дом просто не узнать. Я всегда считала, что это миленькое местечко, но вы сделали его еще милее! Только посмотри, сестрица, как уютно все здесь! Я бы сама не отказалась от такого славного домика. Разве не так, мистер Палмер?
Мистер Палмер не удостоил ее ответом, и даже не оторвал глаз от газеты.
– Мистер Палмер не слышит меня, – сказала она, смеясь, – Не подумайте, что он глухой. Он не слышит меня временами. Ха-ха-ха!
Для миссис Дэшвуд это было нечто новое в отношениях мужа и жены, она никогда раньше не предполагала, что к невниманию супруга можно относиться с иронией, и посмотрела на эту пару с явным удивлением.
Миссис Дженнингс этого как будто не заметила, так как сама говорила так громко, как только могла, чтобы привлечь всеобщее внимание к своему еще не оконченному рассказу о том, как она перепутала экипаж зятя и полковника Брэндона. Миссис Палмер рассмеялась от души, вспомнив, как мать удивилась, увидев в гостиной именно их и все признались, что это был действительно отличный сюрприз.
– Поверьте, мы все так обрадовались, когда увидели друг друга! – добавила миссис Дженнингс, наклоняясь в сторону Элинор и говоря тихим голосом, как будто никто другой этого не слышал, хотя все они сидели рядом в маленькой гостиной. – Но вместе с тем, я не могла поверить, что они так быстро примчались. Ведь они были в Лондоне по делам и, как вы знаете, – она кивнула в сторону своей дочери, – это так опасно в ее положении, но она так захотела присоединиться к нам, так хотела увидеть всех вас!
Миссис Палмер засмеялась и сказала, что это ей повредит.
– Она собирается рожать в феврале, – продолжала миссис Дженнингс.
Леди Миддлтон решив, что ее мать и так рассказала знакомым слишком много, вдруг громко спросила мистера Палмера, есть ли какие-нибудь новости в газетах.
– Нет, ни одной вообще, – ответил он.
– А вот и Марианна, – воскликнул сэр Джон, – И сейчас, Палмеры, вы увидите ужасно красивую девушку.
Он немедленно вышел в прихожую, открыл входную дверь и провел ее внутрь. А миссис Дженнингс спросила ее с порога, не приходилось ли ей бывать в Алленхэме. Миссис Палмер засмеялась так откровенно, что все поняли, она в курсе последних событий, а мистер Палмер оторвался от газеты, внимательно посмотрел на Марианну, как только она вошла в комнату, оценивая несколько минут, и затем, вздохнув, опять вернулся к чтению. Миссис Палмер заметив это, вдруг вспомнила о рисунках, которые были развешаны по стенам, и даже привстала, чтобы лучше их рассмотреть.