Разум Вселенной
Шрифт:
Юрий понимал, что тяжелое душевное состояние Андрея — прежде всего результат упадка физических сил.
«Ну, что я мог ему сказать? — говорил себе Юрий, машинально прислушиваясь к стуку своих шагов по мокрому асфальту. — Все, что я сказал, ему известно: наша цель — коммунизм во всем мире. Андрей говорил о счастье. Но наша цель и есть счастье. Свободный труд свободного человека. Зачем же он вспоминал Чехова — что счастья нет и не должно его быть, а смысл и цель жизни в чем-то более разумном и великом? Но что же может быть разумнее и величественнее коммунизма?» Юрий хорошо помнил, как Маркс ответил в анкете,
Юрий прошел Садовую и Зубовский бульвар и вышел на Крымский мост. Направо сквозь вечернюю дымку на светлой весенней зелени Парка культуры и отдыха светились пунктиры фонарей в аллеях. Четко слышалась ритмичная танцевальная музыка. С плывущих под мостом лодок доносились песни и женский смех.
Юрий долго стоял на мосту, облокотившись на перила, и прислушивался к отдыхающей Москве... На душе у него было смутно и беспокойно.
Глава десятая
Взгляд из космоса
Студенты кафедр космической биологии, радиационной биологии, молекулярной биологии, морфобиохимии и многих других кафедр, связанных с разработкой космических проблем, бурно переживали известие о вскрытии большого контейнера космического снаряда. Собственно, на кафедрах теперь студенты бывали редко — шла подготовка к государственным экзаменам. Разговоры завязывались в вестибюле биофака, у книжного киоска, вокруг которого толпились студенты старших курсов, в коридоре библиотеки, куда студенты выбегали покурить, в буфете, столовой и других местах случайных встреч. Несколько раз профессор Брандт выступал по радио и телевидению, защищая догадку, что в большом контейнере заключены аппараты для расшифровки информации, находящейся в малых контейнерах. Сторонников идеи Панфилова о витрифицированных организмах в большом контейнере было мало. Однако было известно, что кафедре Панфилова совместно с институтами переливания крови и оживления организмов поручена срочная разработка методов витрификации и девитрификации теплокровных животных.
В конце июня, перед самым началом государственных экзаменов, Ярослав примчался в библиотеку, где Юрий сидел над учебниками, и с таинственным видом вызвал его в коридор.
— Завтра вскрывают! — выпалил он. Его лицо покраснело от волнения. Сквозь запотевшие стекла очков азартно сверкали глаза.
— Что вскрывают? — в недоумении переспросил Юрий.
— Большой контейнер. Имеется указание.
— Чье?
— Словом, комитет вчера принял решение. Мне сказали ребята с кафедры космической биологии. Назначено на десять часов утра. Поедешь?
— Что значит «поедешь»? Это же не кино — захотел пойти и пошел. Кто нас пустит?
— Я берусь уговорить Владимира Николаевича. В конце концов мы же специалисты по космической биологии. Потребуются же там технические помощники.
И к удивлению Юрия, настойчивость Ярослава оказалась сильнее благодушного упорства Тенишева, который был далеко не уверен, что научную молодежь не следует допускать к работам Комиссии по космическому снаряду.
Утром следующего дня Юрий и Ярослав оказались в компании
Юрия не покидало впечатление странного, фантастического сна, спутывающего ощущения реального и воображаемого. Оно возникло с самого начала, когда в непривычно ранний час туманного и неожиданно холодного июньского утра невыспавшиеся, взволнованные Юрий и Ярослав стояли у выхода из нового здания биофака, поджидая машину. На нижних ступенях подъезда застыли молчаливые фигуры Штейна и двух ассистентов, уткнувших озябшие лица в поднятые воротники плащей. Падал неторопливый, моросящий дождь. Машина возникла внезапно, бесшумно, черным, неясным из-за тумана силуэтом. Длинные тени от фигур пробежали по ступеням, осветившимся желтым, призрачным светом подфарников.
Всю дорогу ехали молча. Тенишев сидел впереди, дымя бесконечной папиросой. Сзади, в углу, дремал Брандт. Рядом, почтительно теснясь, разместились Штейн и один из ассистентов. Студенты и другой ассистент расположились на откидных местах. Было тесно, неловко, непривычно. Говорить не хотелось, да и казалось неудобным, когда молчали старшие. Ехали через весь город, по Ленинскому проспекту, в тумане между неясными силуэтами деревьев, сквозь которые просвечивали витрины магазинов, потом через центр, потом по Ленинградскому проспекту, от которого их машину увела узкая лента шоссе в густой лес. На площади маленького поселка, застроенного новенькими светлыми зданиями, машина остановилась у входа в огромный павильон с куполом.
Они вошли в центральный зал вслед за Тенишевым и Брандтом и остановились в проходе, чтобы осмотреться. Тенишев кивнул им, чтобы они остались здесь, в группе молодежи. На всех были белые халаты и шапочки, точно у врачей перед хирургической операцией.
Огромное тело снаряда висело в воздухе, поднятое гигантскими кранами на высоту третьего этажа, под самый купол зала. Отделенное от него основание, испускавшее ярко-серебристый свет, стояло на нижней платформе, от которой спускались лесенки ко всем проходам между рядами амфитеатра. Юрий и Ярослав с жадностью смотрели на открывшуюся перед ними картину.
Шесть вертикальных контейнеров были вскрыты сверху и спереди, со стороны, обращенной внутрь центральной камеры, и напоминали гигантские книжные шкафы с полками, плотно забитыми полупрозрачными желтовато-розовыми призмами, как книгами. Над средним, горизонтально расположенным контейнером свешивались какие-то сложные устройства, блоки, канаты, площадки, напомнившие Юрию механизмы для подготовки циркового трюка.
Вокруг платформы, на которой располагалось основание центральной камеры снаряда с семью контейнерами, суетилось множество людей в белых халатах.
Профессор Брандт с ближайшими сотрудниками занимал кресло в первом ряду партера на уровне платформы, чтобы видеть весь ход предстоящих работ. Прямо перед ним, по ту сторону платформы, во втором ряду партера сидели Панфилов, Постников и другие сотрудники кафедры морфобиохимии. На платформе суетились незнакомые Юрию люди в белых комбинезонах, проверяя сложную аппаратуру, размещенную вокруг большого контейнера. Около большого контейнера стоял высокий человек в белом халате, внимательно рассматривающий путаницу трубок и шлангов, окутывающую контейнер.