Разве мы не можем быть подругами
Шрифт:
Джорджиана вдруг оказывается рядом и тянется к моей руке, но я ее убираю.
– Мне не нужно сочувствие. Мне нужно запланировать выступление в клубе на Сансет-стрип.
– У меня есть идея. – Джорджиана все-таки сжимает мою руку. – Давай перестанем просить разрешения. Вся Америка знает тебя как леди Эллу, королеву джаза, а после зарубежных гастролей узнает и Европа. Тебе не нужен Сансет-стрип. Они сами останутся в дураках, когда мир полюбит тебя еще сильней.
У меня становится тепло на душе.
– Ты знаешь, как меня поддержать.
–
Я смеюсь, хоть и негромко:
– Хорошо, я поняла. Продолжу записываться и выступать там, где есть такая возможность.
Джорджиана улыбается, отбрасывает в сторону письмо из «Мокамбо» и берет другой конверт:
– Значит, можем двигаться дальше.
– Можем, – соглашаюсь я. – Так что там за хорошие новости?
– Письмо от восходящей голливудской звезды.
– Что? От поклонника? Хочет, чтобы я подписала обложку альбома или что-то в этом духе?
– Нет, – отвечает Джорджиана. – Ей нужна твоя помощь.
– Моя помощь, говоришь? Кто это и что за помощь ей нужна?
– Это Мэрилин Монро, и она хочет взять у тебя пару уроков пения.
– Что еще за Мэрилин? – Я прищуриваюсь, глядя на Джорджиану: – Ты про ту актрису, Мэрилин Монро?
– Нет, про оперную певицу. – Джорджиана корчит недовольную физиономию. – Да, та самая Монро. Которая снималась с Бетт Дейвис. «Всё о Еве». Ты сказала, фильм тебе понравился. Монро рассмешила тебя в сцене с вечеринкой.
– Да. Да. Помню, но я ничем не могу ей помочь.
– Почему? – спрашивает Джорджиана с неожиданным разочарованием. – Она просто хочет, чтобы ты научила ее петь.
– Я не могу этого сделать, – говорю я. – Я самоучка. В жизни не брала ни одного урока. И ты это знаешь. Если она хочет научиться петь, пусть заглянет к себе в сердце, к себе в душу, если у нее вообще есть душа. Там она и найдет свой голос. И вообще, это точно не пиар-ход?
– Непохоже. Написано от руки на именной бумаге, – Джорджиана показывает мне письмо и тычет пальцем в выгравированные инициалы. – Мне ей так и ответить?
– Ничего не отвечай. Если кто-то спросит, сделаем вид, что не получали письма. Да и вообще, она наверняка забудет, что написала. Уверена, это было сделано на спор на какой-нибудь вечеринке в Беверли-Хиллз, одной из тех, где слишком много алкоголя и кто знает, чего еще. Просто выброси его.
Джорджиана говорит сквозь зубы:
– Не совершай ошибку. Тебе стоит ответить.
– Почему?
– Она пишет, что ты ее любимая певица. Почему бы тебе не ответить: «Прости, никак не получится», не отказать ей вежливо?
Я смотрю на нее и думаю: какого черта?
– Это не похоже на мою любимую кузину, – я приподнимаю бровь. – Разве что ты поклонница Мэрилин Монро.
– Может, и поклонница.
Я
– Мне бы все равно не хотелось, чтобы ты отвечала.
Она фыркает:
– Ты же сама говорила, ты хочешь знать каждого, у кого есть деньги на твой альбом.
Я достаю из кармана юбки пачку мятной Wrigley’s.
– Я видела ее в одном-единственном фильме с Бетт Дейвис. Дейвис мне нравится, но ей я бы тоже не стала давать уроки пения. – Я закидываю в рот пластинку жвачки.
– Я все-таки ей напишу, – Джорджиана цокает языком. – Мисс Монро ни к чему знать, что ты не удосужилась даже вежливо ей отказать. – Она засовывает письмо обратно в конверт.
– Делай что хочешь. – Я снимаю бигуди так резко, будто они загорелись. – Что дальше?
– Одевайся, чтобы мы успели к модельерше в Манхэттен. – Она собирает письма и поднимается с табурета.
– Дай мне пятнадцать минут. Ладно?
Джорджиана вздыхает:
– Пустые обещания.
Мы успеваем в ателье «У Зельды» до закрытия. Как только я оказываюсь внутри этого бутика на Среднем Манхэттене, во мне просыпается страх перед примерками и модельерами. Я напрочь забываю про Сансет-стрип и Мэрилин Монро.
Я люблю одежду, но не такую – модную, дизайнерскую. Мне больше по душе готовая одежда, а также меховые накидки и норковые шубы. При росте метр шестьдесят пять я ношу восемнадцатый размер, и большинство знаменитых модельеров хмурятся, стоит мне сделать шаг в их царство.
Мадам Зельда говорит, что она не такая. Как только мы заходим в ее ателье, она заявляет, что полная женщина – это еще одна клиентка, для которой она может сшить прекрасную одежду.
– На вас это платье будет смотреться не хуже, чем на манекене.
Несколько минут спустя я шепотом говорю Джорджиане на ухо, что совсем не прочь сыграть роль гигантской игольницы для столь талантливого и обходительного человека, как мадам Зельда.
Ее полное имя – Зельда Винн Вальдес, и ее платья и костюмы пользуются огромным спросом. Она стала одной из первых негритянок, открывших свой бутик на Манхэттене. Вдобавок она председатель нью-йоркского отделения Национальной ассоциации дизайнеров одежды и аксессуаров, созданной Мэри Маклеод Бетюн. По дороге Джорджиана ввела меня в курс дела. Но больше всего меня впечатлила прямолинейность Зельды и ее искренняя улыбка. Я моментально стала ее поклонницей.
Мы с Джорджианой собираемся уходить спустя несколько часов замеров и лекций про пайетки и атлас, когда в ателье заходит Дороти Дэндридж. Дружелюбно с нами поздоровавшись, она рассказывает, что прилетела с Западного побережья на фотосессию.
Она такая милашка, никому не желает зла, но сегодня ей не стоило делиться своим мнением о клубе «Мокамбо».
– Это возмутительно, что мне довелось выступить на Сансет-стрип раньше тебя. Ты ведь королева джаза.
– Да, это несправедливо. – Надеюсь, за вежливой улыбкой не видно моих сжатых зубов.