Разведёнка
Шрифт:
– Я же сказал, спешить тебе некуда.
Боже... Какой он гад! Как она его в этот момент презирала и ненавидела!
Это же все он подстроил. И авария... Обидно стало за Антона, за свои разбитые колени. За страх, что ей по его милости пришлось испытать. А больше всего за собственную глупость, что подошла к нему когда-то.
Кристина упрямо пригнула голову и сказала, сжимая кулаки:
– Это не имеет значения. Мне все равно пора, меня дома ждут.
Она уже хотела пройти мимо. Но Белый подал какой-то
– Подождут, - цинично бросил Белый, повернулся и пошел к арке проезда.
А ее слегка, но все-таки ощутимо подтолкнули, чтобы шла следом. Кристина готова была лопнуть от возмущения.
– Что все это значит?! Отпустите меня!
– Ответишь мне на пару вопросов, - бросил он не оборачиваясь.
Хотелось разорвать его. Вцепиться ногтями и выцарапать его белесые рыбьи глаза. Хотелось орать в голос, ругаться матом. Но смысл? Ее все равно нагнут и потащат, куда этот Белый урод прикажет.
– Ненавижу, - едва слышно прошипела она.
Ненависть мгновенно утопила в себе все чувства. Ненависть и холодное презрение.
Впятером на одну бабу. Ха-ха. Решил попугать, эго свое мелочное потешить, покрасоваться?
А вот х*** вам. Она не доставит этим ублюдкам удовольствия, не станет смешить народ, орать, сопротивляться. Зачем? И так скакала тут как горная коза, вела себя как идиотка.
– Отпустите, я могу идти сама, - проговорила сухо.
И первая пошла к выезду со двора.
глава 30
Белый весь кипел. Кипел изнутри!
Когда услышал, что она собирается куда-то с двумя мужиками, думал задохнется. Хотелось сжать посильнее ее тонкую шею и спросить:
– В кино собралась? Это теперь так называется?
Встряхнуть как следует, а потом спросить еще раз, спокойно так:
– Одного мужика мало? Надо, чтобы вдвоем драли? А может, подогнать тебе пятерых?
Он готов придушить ее от злости, а в груди горело так, будто какая-то тварь выгрызала дыру огненными зубами. Что творилось с ним?
Павел Медведев никогда такого не чувствовал, не мог понять. Не мог отбросить это ощущение, погасить, избавиться. И это почему-то пугало и бесило его до невменяемости.
Однако Белый не был собой, если бы не смог с этим справиться. Задавил, загнал внутрь, закрылся под привычной маской. Раскиснуть на глазах у своих шестерок? Чтобы они над ним ржали втихаря? Злой холод вскипал в душе, при мысли о том, что это она поставила его на грань. Крис-ти-на.
Надо наконец научить ее уважению. Чтобы поняла, если он ее трахает - НИКОГО рядом. Никого другого близко не может быть,
***
К своему офису подъехали на трех машинах. Он встал в отдалении, наблюдать. Того петушка, что летел сюда на крылышках любви, по приказу Белого аккуратно подрезали. Да так, что еще он же и был виноват. Впредь подумает, прежде чем тянуть лапы к тому, что ему не по зубам. Надо было еще посадить его на бабки, Белый давно просек, что самое действенное наказание для мужика деньгами. И наказал.
Остальные трое его архаровцев пошли внутрь. Женщина сейчас там, Паша знал это. Ее приведут с минуты на минуту. Сейчас.
И это опять было странное чувство.
Нетерпение, злость. Волнение, мать его...!!! Как будто он прыщавый сопляк! Чтоб он сдох, но он ее ждал, каменный от одной только мысли.
Когда девку в офисе не нашли, его словно ошпарило. А потом разлилась ледяная волна паники. Где? Искать!
– Из-под земли достать, - процедил он еле слышно.
Откинулся неподвижным изваянием на сидении, а у самого тревога волнами.
Где? Где? Где?
Как ему не нравилось собственное состояние!
Несколько минут показались веками, а мужчину буквально раздирало на части. Хотелось вырвать эту дрянь из себя. Это трусливое, трясущееся, бл***! Он готов был задавить суку, выедавшую дыру ему в груди, руками. И в это же время внутреннее зверское нутро заходилось ревом от желания вгрызться, присвоить, вжать в себя.
Наконец сообщили, что девка нашлась. В первый момент сердце забилось идиотской радостью. Потом, когда услышал, что она на улице пряталась, опять ледяная волна злости нахлынула.
Прячется тварь? Знает, сука, что хвост грязный! Наказать. Наказаааать!
Чтоб неповадно было Белого обманывать.
Это было правильно.
И все равно в башке раздрай. Потому что, входя в этот двор, мужчина них*** не понимал, что чувствует. Не знал, что будет делать дальше, ему надо было просто ее увидеть.
А увидел, как она летит на своих каблуках по лестнице, чуть не онемел. Белого накрыло ступором от мысли, что вот сейчас она разобьется прямо у него не глазах. Он готов был броситься к ней схватить, осматривать, убедиться, что жива! И не мог шевельнуться.
Когда понял наконец, что ничего страшного не случилось, пошел дикий откат.
Все это было страшно, непривычно, и ударило в него тараном. Надо было сохранить лицо, защитить себя. Холод, цинизм, сила. Власть, непререкаемая, жесткая - вот единственная защита, которую Паша Белый знал. Он просто не умел иначе.
Говорил ей что-то, а сам оглядывал ее, заметил кровь на коленях, задохнулся, горло сдавило спазмом.
И неизвестно, как бы что повернулось дальше, но она стала дерзить. Обдала его холодом. Презрением.